Все перемешалось и русские традиции, и мировой опыт. Могу утверждать – это международный язык, который будет понятен и французу, и русскому, и перуанцу, и австралийцу. Достоевский, религиозная мысль, Розанов, Пазолини, Содом и Гоморра, Шекспир, Кафка, любовь, похоть, свет, тьма, жизнь, смерть, Бог, мгновение и вечность, верность и коварство. Речь о феномене художника Тани Стрельбицкой.
Время так уплотняется, столько событий и информации втиснуто в каждый новый день, что почти невозможно сохранить наивное и ясное восприятие всего происходящего, зафиксировать что-то действительно важное. В искусстве сейчас наступил – момент «вздутия живота»: так много имен, течений, выставок, каталогов, что все, перемешавшись, превратясь в «кашу», - теряет привлекательность.
И все же… Если говорить об искусстве, как о явлении свыше – появляются имена, потрясающие сознание, чем-то очень субъективным, личностным, интимным. Сегодня на первый план выходит не эпос, не образ, а выразительность. Уже не Репинские «Бурлаки» и не Врубелевский «Демон», не «Явление Христа народу» Иванова и не «Петр с Алексеем» Ге, а картины с уловленными «движениями» времени, с нервом сегодняшнего, настроением конкретного мгновения, метафизические экзерсисы вызывают отклик, «перекормленной» искусством публики.
Художник Таня Стрельбицкая – явление поразительное по энергетической мощи, экспрессии и технике воплощения. Она стремительно ворвалась в мир искусства, ни с кем не считаясь, ни от кого не завися, а громогласно заявив свое присутствие. Сразу же появились почитатели и недоброжелатели ее оригинального таланта – а это первый признак подлинной ценности. Популярность Тани Стрельбицкой продолжает расти до сего момента, зритель к ней неравнодушен. И это не смотря на то, что работы ее бывают колючими, страшными, выматывающими, нервирующими – всегда заставляющие думать. Творчество художника обращается к неравнодушным, способным на реакцию, сострадание, любовь и поиски зрителям.
Искусство не должно быть салонным (коттеджным), лакированным, комплементарным, заискивающим и баюкающим. Внимания достойно только то, что идет от души. А душа у некоторых так неспокойна, мятежна, растревожена… Имена Брейгеля, Отто Дикса, Мунка, Иеронима Босха, Пикассо, Михаила Врубеля, Бориса Свешникова, Ван Гога, Анатолия Зверева, той же Натты Конышевой, - «взрывчатые вещества», потрясавшие устои, доводившие до неистовства обывателей и ангажированных «искусствоведов». Время доказало их правоту.
В этой связи вспоминается, как известный коллекционер, Михаил Алшибая, выразил мысль о «неспокойном» искусстве: «Я привык к большому количеству картин в доме, кроме того, экспозиция все время немного меняется. Вообще-то это интересный вопрос. Леонид Талочкин когда-то мне жаловался, что тяжело жить в окружении картин. Это, между прочим, было для него одним из импульсов к тому, чтобы передать коллекцию в музей. Слава Калинин рассказывал, что директор Института, в котором я работаю, знаменитый кардиохирург Владимир Иванович Бураковский, повидавший много на своем веку, и тоже коллекционер, говорил, что на него наводит ужас одна из работ Бориса Свешникова. Есть, конечно, такие произведения искусства, которые оказывают сильное, даже угнетающее воздействие. Но в этом и заключается сила искусства, оно (я имею в виду настоящее искусство) – не для украшения стен и не для создания веселого настроения. В таком случае это просто картинки, можно сказать в современных терминах – «гламур». Искусство всегда напоминание о грустном, оно - раздумья над проблемами жизни и смерти, то есть, занимается проблемами метафизики. Конечно, настоящая вещь должна быть блестяще исполнена, и в колористическом плане, и в смысле формы, но если в ней отсутствует вот это самое содержание, то тогда мы имеем декоративную поделку. Ну, возьмите литературу, любой великий роман, Пруста, например. Блестящая форма, невероятной красоты (не люблю это слово) стиль, слог, но ведь это роман о смерти. Но, конечно, и о преодолении смерти, преодолении в символическом виде, о ценности жизни, и о становлении человека в жизни. Рассказы Чехова возьмите, Толстого – «Черный монах», «Палата № 6», «Крейцерова соната». А чем произведение изобразительного искусства принципиально отличается от литературного произведения? Но многие почему-то требуют от изобразительного искусства некой «красоты». Красота как раз и заключается в том мастерстве, с которым художник показывает жизнь, обреченную на умирание (это ведь так по определению, по сути). Любой пейзаж, натюрморт, если он не содержит напоминания о мимолетности, хрупкости и потому невероятной ценности жизни (вспомните голландские натюрморты «vanitas» или пейзажи Рейсдаля, Гоббемы) – топологическая зарисовка или рыночная вывеска. То, что Вы обозначили как «энергетический заряд», для меня в этом и заключается. По этому признаку я и отбираю произведения в коллекцию. Если человек решил собирать настоящее искусство, он должен знать, что будет жить в окружении этих «напоминаний о смерти». Как выразилась, молодой искусствовед Елена Садыкова, «Настоящее искусство поражает подобно иглам дикобраза», а иглы дикобраза, между прочим, используют в магических обрядах, ими обычно протыкают куклы Вуду, чтобы причинить кому-нибудь боль. В искусстве тоже много магии».
Художника Яковлева спросили: — А какой твой любимый цвет? — Тот, который не болит.
Но получалось ли у него находить такие цвета?
В степи алой алеет алый.
Горит алый.
Красный-красный!
Пурпурно-алый.
Многие замечают, что «магия присуща» творчеству Тани Стрельбицкой. Как это выражается? В работе с образом, чаще всего, когда художник пишет портреты. А эта уже целая галерея: и друзей, и людей ушедших, близких по духу, и литературных персонажей. Невероятная, фактически осязаемо запечатленная внутренняя суть портретируемого, доведенная до физического воплощения духовная суть, не каждый потом хочет жить со своим портретом в одном пространстве. Есть портреты, как приговор, а есть – как светлый лик, изображение чем-то близкое к иконе. Как ей это удается? Можно говорить и о даре психолога, режиссерско-актерской области, глубоком жизненном опыте и знании, и чувствовании людей, но есть и телепатическое, мистическое, открывающее художнику особое зрение.
«Многие теснили меня от юности моей….: многие теснили меня от юности моей, но не одолели меня». Псалтирь
Как пишет сама Таня Стрельбицкая: «Единственно ....так называемый мой стиль.....родился в год Андропова, когда я приехала в Москву ....и попала в андеграундную компанию....я тебе рассказывала....Все вокруг пили....все что можно...в 12час. ночи в дежурной аптеке покупали эфедрин ..и то же глотали...Я же не к чему не прикасалась....а только рисовала....и именно тогда моя рука была абсолютно свободна от контроля.....и именно тогда появилась моя графика....Потом один добрый господин увидев работы сказал, что мне надо пописать натюрморты...пейзажи...и я в отчаянии, что никому меня не понять все уничтожила...(Может после того случая нарисовать натюрморт -для меня подвиг!)....затем новый всплеск...рисовала на парах в институте ...КПСС, Экономика, и т.д. Иначе выдержать невозможно было эту муть.....затем после двух успешных выставок в 91...в Москве...я опять заглохла уйдя в театр...И вот мое возвращение....где Капа (Виталий Копачев) и Роман Виктюк углядели во мне Художника....и конечно же авторитет Капы ....Он буквально спровоцировал мое к себе возвращение...благословлял с каждой новой работой....В начале критика ( было, что критиковать)!!!...а затем»..
Живо, зримо, честно.
Циклы – «Портреты», «Друзья маркиза де Сада», «Не выходи из комнаты», «Мой Пазолини», «Солдаты», «Графика», «Композиции», «Живопись» и работы вне серий – То, что создал художник за последние годы. Как дыхание – на одном дыхании – не чувствуется колоссальной работы, так вдохновенны полотна. И только те, кто наблюдают и имеют честь общаться с Таней Стрельбицкой знают, сколько сил забирает каждая новая вещь, как вымотан художник после работы, как опустошен… Но Бог питает силы, вдохновение движет трепетными пальцами, интерес к жизни и человеку не ослабевает. Механизм, запущенный однажды, продолжает работу.
«Живопись - это просто другой способ ведения дневника». – записал Пабло Пикассо. В случае с Таней Стрельбицкой это справедливо: вся ее любовь, страхи, раздражение, молитвы, грезы, кошмары находят отражение в картинах.
«Премьера - "Солнечные мальчики" ("Affabulazione" – пьеса переведена на русский усилиями Alessio Bergamo и Раисы Раскиной). Дом Балтрушайтиса. Поварская. Намоленное место. Еще Иван Алексеевич Бунин по соседству. Таня Стрельбицкая представила публике свой спектакль. Мало ли в Москве премьер? Давно ли вздрагивала Москва? Случилось! Рождается театр, на глазах - вздрагивает Москва. Что это? Пьеро Паоло. С 2013-го года творчество художника-Стрельбицкой наполняется темой Пазолини, как гематома - кровью - из картины в картину перекачивают сюжеты. Образы заполняют художественный мир, фантазии, грезы, раздумья. Художник... Режиссер... Эволюционный путь прошел спектакль: от первой вариации - до единственно-возможного театрального полотна. Работа Стрельбицкой - молитва, где каждое слово должно зазвучать, фальши - нет. Хор выстраивается». Писали о премьере спектакля Тани Стрельбицкой «Солнечные мальчики», согласитесь, что оценка ее режиссерской работы с работой художника совпадают.
Дело еще в том, что художник не опасается набивать шишки, экспериментировать, доверять «безумным» порывам – в этом его сила, уязвимость и живая жизнь, так несвойственная, к сожалению, большинству современным мастерам. Стрельбицкая свободна от штампов, заказа и цензора, - творец – позволяющий себе созерцать мир, творит собственный мир. «Перейти грань? Как знать, быть может, мы перейдем ее вместе»… Интересно двигаться с Таней Стрельбицкой, если меня спросят, готов ли я перейти грань вместе с ней?
А почему бы и нет.
В будущем – хоть это и неблагодарное дело предсказывать – еще много работ и циклов, этого замечательного мастера. Растущая известность в России и за рубежом, говорят, что мы свидетели Чуда – появления крупного Художника. А это такая редкость в наши дни.
Алексей Шульгин 20.03.2015
