Бодифроттаж Евгении Грошевой
Фотография – это след, знак. «Бодифроттаж» – это знак в знаке, след следа.
Первобытный художник, который приложил руку к стене пещеры, а потом обвёл её красной глиной, вряд ли думал о том, что он создаёт «произведение», и ещё меньше думал об «искусстве». Он хотел оставить свой след. Евгения Грошева рисует вещами по голым телам и фиксирует временные рубцы при помощи камеры. Результат – следы следов.
Работы Грошевой привлекают тем, что идут вразрез с банальной эротикой. Съёмкой обнажённых человеческих органов как красивых артефактов никого в 21 веке не удивишь. Но Евгения исследует главный человеческий орган – кожу, на которой разные материалы оставляют свои преходящие метки. Это антропология мимолётного, случайного, незначимого.
Её графические картины похожи на ранние эксперименты европейского авангарда. Кажется, что из-за угла за Евгенией подсматривает Ман Рей, а из её чемодана выглядывает Франсис Пикабиа. Телесные карты – абстракции, образованные найденными предметами, - знаки первого уровня. Они встроены в знаки второго уровня – в ритм сосков, в изгиб колена, в сеточку вен. Знаки в знаках.
Бодифроттаж напоминает практики американского феминистского искусства семидесятых. Скажем, перформансы Ханны Вилки, в которых перформер обклеивала своё тело пожёванной жевательной резинкой, создавая образ одновременно уродливый и привлекательный: критический постконцептуальный жест, итоги которого - снимки акций - продавались в модной галерее.
Авторство – это насилие. Используя, художник всегда принуждает натурщиков следовать своей воле. Произведения Евгении Грошевой делают авторское принуждение зримым. Мы видим физические оттиски художественной воли на руках, ногах, спинах, шеях, животах. И сама эта взаимная осознанность принуждения, его переход из области социальных отношений в форму высказывания прекращает круговорот насилия.
Серия «Бодифроттаж» связана с переоценкой объективации. Она обозначает сексуальное раскрепощение и освобождение от той художественной традиции, в которой женские ню снимали мужчины. Евгения заостряет внимание на том, как хрупки и уязвимы эти тела. Её взгляд отмечает то, что находится обычно на периферии нашего внимания.
После сна на коже остаются отметины. Как сам сон, они неуловимы: только что были, а вот уже и нет их, и ты через полчаса не можешь уже указать ни где они в точности были, ни описать их форму в деталях. Но, глядя мимолётно на этот рельеф, ты как будто узнаёшь о себе что-то новое, что при этом так и остается неизвестным, потому что эта пугающая новизна говорит только о том, что твоё тело никогда не равно само себе. Знание, настолько же важное, насколько и пугающее.
Михаил Сидлин