ПЯТЬ ФРАГМЕНТОВ
...Маman взяла обеими руками мою голову, потом пристально посмотрела на меня и сказала: «Ты плакал сегодня?» Я не отвечал. Она поцеловала меня в глаза и спросила по-немецки: «Почему ты плакал?»
Когда она разговаривала с нами дружески, она всегда говорила на этом языке, который знала в совершенстве.
– Это я во сне плакал, maman, – сказал я, припоминая... выдуманный сон и невольно содрогаясь при этой мысли.
Л. Толстой. «Детство»
– А меня мать знаешь как будит? – хохочет рыжий Генка. – Вставай, – орёт, – рябая харя! Аль кочергой огреть!?
П. Замойский. «Подпасок»
1. Рождение
Как мало нас, братцы, как мало,
Рождённых в победном году...
Отцов, матерей не хватало,
Не все пережили беду.
А мы – о, писклявые свёртки –
Не знали и знать не могли,
Как много увечных и мёртвых
В том мире, куда мы пришли.
Орало нежданное племя –
Кто будущий тенор, кто бас, –
А Время твердило: «Не время,
Не время теперь, не до вас!»
А нам что за дело – «не время»?
Мы разве просились сюда,
Где богом – Железо, и в реках
От взрывов кипела вода?
Любили отцы, не любили
Марий, Зинаид иль Марин...
Пастушески-глупых идиллий
Нам век отродясь не дарил.
Живём, не прося дозволений
Чертей ли, вождей ли, богов:
Победное поколение
Мальчишек-стариков.
2. Детство
Воспоминание о 1953 годе
Ах, мама, прости меня, мама,
за то, что я каменным стал.
Ты помнишь наш домик над Камой?
Я помню... И помнить устал
клетушку в роскошном бараке –
две матери, два огольца –
да всхлипы в полуночном мраке,
конвертики вместо отца;
соседского мужичонку
и поздний в окошке рассвет...
И лагерь политзаключённых.
Таких, говорят, нынче нет.
Кто скажет, какая такая
мне птица на ухо зудит?
Зачем я всё это таскаю
в своей невеликой груди? –
Что дрался свирепо, как урка,
навзрыд, не щадя живота, –
трещали рубахи и куртки,
едва кто сипел: «Сирота-а-а...»
Худы, малорослы, горбаты,
и слова не знали «уют»;
куда нам до акселератов,
которые позже придут.
Ещё вместо всяких элегий
поют, никого не виня,
и плачут над жизнью калеки,
в два раза короче меня.
Метели сугробы месили,
Русь билась в слезах и дыму,
когда азиатский мессия
торжественно канул во тьму.
«Он умер! Он умер! – ты слышишь?
Да как же теперь будем жить?!»
И мама, в слезах, еле дышит,
сидит у окна и дрожит.
Ох, мама... Во мне всё осталось.
А вроде, не помнят теперь,
что Молотовом называлась
неласковая наша Перьмь*.
3. Юность
Вот мы не мальчишки, не мужи:
Подряд всё «делили на нуль»
И ладили брюки поуже,
Всё знали про «личности культ»!
В райкоме с рассчитанным ражем
Мне на ухо инструктора:
– Ты правду народу расскажешь
О нём, кто был богом вчера...
Я верил! Я верил им, братцы,
Не прятал ни слов, ни огня.
(Потом те же христопродавцы
Врагом назовут и меня.)
Серёга – напарник «камчатский».
Умняга, позёр и лентяй,
Пока нам твердили: «Ах, Чацкий...»,
– На Кубу пошлите меня! –
Районному военкому,
Волнуясь, строчил он вразброд.
Казалось, нельзя по-иному.
Такой уж мы были народ.
На рынке цыганка гадала:
– Фартовый, следи – раздаю!
Червонную вдруг показала
Прекрасную Даму мою.
И свет весь надеждами залит,
Трубит романтичный горнист!
Ещё Смоктуновский не «Гамлет».
Урбанский уже «Коммунист».
4. Молодость
Мы знамя страны целовали.
Я тоже его целовал.
Мы тихо присягу давали.
Я тихо присягу давал.
Но «тихо» и «робко» не пара.
Бывает страшна тишина.
А робость, как, впрочем, и старость,
Природою нам не дана.
И я присягал не оружью,
Не призракам бледных идей.
...Что ж ворон всё кружит и кружит
Над нежною мамой моей?!
Мы учены бытом и матом,
Сиротством, забвеньем, враньём.
Стояли и под автоматом.
И всё нам орёт вороньё,
Что мы оголтелы, что кривы,
Что не умещаемся в ряд!
Тряхну поредевшею гривой –
Пусть тешатся, пусть говорят.
А с нами, как прежде, морока:
Стоим на своём, хоть убей.
Мы дети греха – не порока:
Уймитесь, детишки любвей...
5. Зрелость
Вы, братья мои, где вы, где вы?
Сойдёмся ль мы вместе? Когда?
Иль так, одиноко под небом
Пройдёт наших дней череда?
Но даже коль так и случится –
А всё ж получается жить:
Затем повезло и родиться,
Чтоб родине жизнью служить.
И небо печальное вторит
Рыданьям её вековым...
Мы, сироты, знаем как горек
Отечества нашего дым.
Пройдём и огонь, и клеветы –
Не ангелы, но чисты,
Мы, горько-счастливые дети
Какой-то нездешней весны.
1981–1982 гг.
___________________________________________________
* Жители этого города знают, что именно таково его правильное название – с двумя мягкими знаками. – Прим. автора.
ПЯТЬ ФРАГМЕНТОВ. Видеозапись
