(из сборника «Записки старой легавой суки»)
- Hi, подруга, - потревожила Люси полуденную дрему легавой, - не слышно, когда охоту откроют?
- Соскучилась?
- Да, не то чтобы очень. Но, сама знаешь, какая обстановочка в доме, если хозяевам силы девать некуда. Хоть на глаза не попадайся.
- Твоя правда. В межсезонье адреналина им явно не хватает. Раньше бывало в казино или на пьянках-гулянках дурную кровь спускали. А сейчас – дудки. Игорные дома власти прикрыли, тяга к беспутству накрылась сама по себе… Вот они и срываются на ком не попадя.
- И этими несчастными оказываемся мы – «братья меньшие».
- А то кто же еще? Мужички наши с годами научились супружниц да детишек побаиваться. Некоторые, даже, с понтом дела – зауважали. Кто им на старости стакан воды подаст? До туалета проводит? Вот и мимикрируют вовсю. Наивные, как дети, ей Богу…
- Да, уж. Преданней нас не сыскать. Не на тех ставят, - и Люська опасливо посмотрела в сторону кухни, где хозяйка гремела сковородками,- так, что по поводу открытия? Я тут ненароком за околицу пробежалась, - коростели трещат, как депутаты в ток-шоу.
- Так уж и «ненароком»? – ехидно спросила подруга, - а я слышала, Шарик вернулся в родную деревню…
- Брешут. Таксой буду, брешут. Как в прошлом сезоне сгинул, подлец,…
- Ну-ну. Успокойся. Пошутила я. Ишь, разволновалась. А охоту по всем признакам должны разрешить с третьей декады июля, если опять какую-нибудь небылицу не выдумают. Мимо нашего главного санитарного врача редкая птица пролетит без диагноза грипп. Косой не проскочит, незамеченным в распространении ВИЧ инфекции.
- Действительно. Послал, черт, специалиста. Мало ему молдаван с грузинами - жалкие остатки отечественной фауны прессует, - возмутилась спаниель и зашептала, - Поговаривают, хочет запретить импорт кобелей из Европы. Мол, все они там геи… Нам с тобой женихи вроде бы ни к чему, а за детей страшно. Изойдут потомки на уродцев под гнетом перекрестного опыления.
- Не дрейф, Люсьен, наших клубных кинологов на фуфу не возьмешь. Банк спермы еще никто не отменял. Привезут аристократические гены в пробирках. Правда, удовольствие – то еще…
- М-да. Жизнь пошла… Я на прошлой неделе надыбала огроменный кусок говядины…
- Где? – оживилась легавая.
- Соседка по участку с работы принесла. Стащила, как пить дать. Она ведь в кафе трудится поварихой. Название у него еще такое запоминающееся: «Низкокалорийное». Через полчаса после трапезы, собственно, и обижаться не на что.
- Ням-ням?
- Да, какое там. Не успела схоронить за сараем, глядь, а его, уж, и след простыл!
- Сперли.
- И я знаю, кто.
- Неужто Шарик?
- Дался он тебе, альфонс дворовый. Неет. Котяра с пятой улицы.
- Это – черный такой?
- Он самый. Тьма египетская. Мало я его гоняла. Раз, было дело, застрял под калиткой в позе неприличной. Замяучил так, что стекла в домах задребезжали. Чашки в блюдцах подпрыгнули. Народу сбежалось, как на перевыборное собрание. Пришлось ретироваться. Повезло, прохвосту.
- Ты к мясу ближе, - облизнулась подруга.
- Возвращаюсь к нашей, так сказать, говядине. Прошло дня три после вероломной кражи, приходит, рожа воровская. Весь из себя жалкий такой, тощий, как после амурного марафона. «Дай, - говорит, - сестрица, хоть корочку заплесневелую пожевать». Нашел родственницу…
- А ты мясо, что в детский дом отнес, Деточкин реинкарнированный? – я ему прямо в лоб.
- Не поверишь, отняли собаки бродячие, что б им пусто было. Набросились, как артисты на буфет. Еле ноги унес.
- Сожрали?!
- Дудки! Перегрызлись меж собой, аки девелоперы за подряд. И пока они выясняли у кого лапа круче, ворона, не будь дурой, подсуетилась. Хвать кусок и на березу.
- Дальше известно. У меня в каминной, почитай, вся классика представлена. Народ сейчас все больше пишущий, читать некогда. Собрания сочинений на помойку выносит. Вот мы с хозяином и собираем.
- Не знаю, как у вас у образованных, но дело было так, - продолжил лузер, но вдруг замолчал и притворно, по футбольному завалился на бок, - сил нет. Помираю с голоду. Молочка бы чуток напоследок.
- Не то, что б из жалости к этому прохиндею, скорее из любопытства сбегала я на кухню за молоком. Жутко интересно стало, кому мясо досталось.
- Выпил?
- А то! Сметанки, спрашивает, нету?
- Наглец, однако.
- Еще какой!
- Давай, про говядину.
- Значит, усы он вытер и продолжил. Окружила стая дерево и ну птицу облаивать. И так и сяк обзывались, пересказывать не буду, но все без толку. Ворона будто еще в детстве обет молчания дала, и нарушать его не собиралась.
- Лучше бы ее родители обет воздержания принесли. Все вещи целее были.
- Не перебивай. Собьюсь. Так вот. В это самое время соседка моя из сельпо возвращалась. Бегала за продуктами. К ней зятек должен был приехать. Погостить, водочки попить. А мясо то я стырила. Она и занервничала. Осерчает гость дорогой. Дочь ей это не простит. Сама знаешь, как сейчас сложно замуж выскочить. Тем более с ее экстерьером. Видит такое дело: ворона с куском говядины на березе хоронится. С ее куском! Она свой в темноте узнает! Обрадовалась, значит, расчувствовалась. Собачек провиантом закупленным поблагодарила. Вороне-воровке такую характеристику отвесила, что видавшая виды деревенщина от неожиданности рот то и открыла. Она, конечно, многое от пьяных мужиков слышала, но что б такое!!! В общем, мясо перекочевало в сумку повара-филолога.
- Ну и?
- Дальше, подруга, с моих слов. Кота этого соседка еще по дороге к даче прогнала. В курсе его криминальных наклонностей. Добралась до участка, мясо обмыла и положила в кастрюлю вариться. Картошечку с морковкой почистила, пошла на огород лучку да укропчику нарвать. Аккурат в этот момент заходит к ней на кухню дочь бухгалтерши. Взносы собрать. Мамаше помогает. За проценты. Такая, уж нынче молодежь. Да ты ее знаешь. Тощая, как Кощей Бессмертный. Голодом себя морит. Манекенщицей стать хочет. А через это олигарха подцепить и свалить за бугор. Подальше от трески перемороженной поближе к устрицам свежим. Как увидала кусище в кастрюле булькающей, так слюной и подавилась. Грохнулась на пол. Не дышит. Вернулась соседка с огорода, а та уже посинела. Ну, она в крик. Сбежались дачники. Кто-то шибко умный догадался девицу на свежий воздух вытащить. Подросток прыщавый не без удовольствия залез на нее и давай изо рта в рот реанимировать. Тем временем бульон из кастрюли убежал, газ залил. Тут и зятек пожаловал. Хотел, было, пареньку помочь, да тещу постеснялся. Прошел на кухню. «Я, - говорит, - Вас, мама, здесь обожду». Присел на табуретку, закурил. Оно как бахнет!!!
- Все целы? – взволновалась легавая.
- Слава Богу. Хуже всех подростку пришлось. Он с тех пор на слабый пол без содрогания смотреть не может. Такой кайф сломали.
- А что с зятем?
- Говорят, курить бросил. И жену. И тещу. И работу. В симфоническом оркестре. На ударных. Теперь на кладбище. Сторожем. Тищина…
- Мясо. Где?
- Так кто ж его знает? – улыбнулась Люська, - Далось оно тебе…
09.01.12
