Очнулся Остап, вокруг никого. Видно, ребята приняли его за убитого и ушли. А может, он один в живых остался? Прислушался: только ветер в кронах деревьев стонет. Никого не слышно, ни людей, ни птиц. И сумерки надвигаются. Попробовал встать, но движение вызвало резкую боль в животе. Он снова упал на спину и забылся. Когда очнулся снова, разглядел наклонившегося над ним человека.
- Ну, чего браток, не могёшь идти? Я подсоблю.
Слава Богу, свой, не враг. Остап глубоко вздохнул и опять содрогнулся от жуткой боли.
- Щас, браток, потерпи малость, щас, - тихо успокаивал его голос.
Говорил по-русски. Москаль стянул с себя гимнастёрку, потом рубаху. Рубаху разорвал на две части и перевязал Остапу рану на животе, отчего тот застонал сквозь зубы и потерял сознание. Когда пришёл в себя, почувствовал, что ползёт спиной по земле. Кто-то волок его на подстилке, сделанной из палок и солдатской гимнастёрки. Тот, кто тащил, видно выбился из сил и склонился над Остапом.
- Жив, браток? Ну, держись. Ты, видать, крепкий малый. Я тебя до деревни дотащу. Недалече деревня есть. Там люди нам помогут.
Он растянулся рядом с Остапом, и тот, повернув голову, заметил чёрное от крови плечо.
- Ты тоже ранен, - пробормотал он еле слышно. Боль в животе мешала даже говорить.
- Ах, ерунда по сравнению с твоей раной. Ногу жаль тоже ранило, идти быстрее не даёт. Ну, да всё равно доберёмся, так же? Ты потерпи, ладно? Как звать-то тебя?
- Остап.
- А меня Николай. В деревне меня кликали Микола.
- Спасыбо тоби, Мыкола…
- Да не за что. Ты разве не так же поступил бы? Щас отдохну маленько, и дальше двинемся. Не больно тебе, когда волочу?
- Трошки…
Так они долго пробирались по лесу. Микола тащил братка до изнеможения, потом отдыхал, и снова в путь. Один раз он ушёл, как показалось Остапу, надолго. «Кинув мене, тяжко тягти», - подумал Остап, но Микола появился с кружкой воды.
- Тут родник есть, попей, сил прибавится. Говорят, это святой источник. Вроде как кровь земная, целебная. Мы ведь дети её, землицы нашей… Попил? Ещё принести? Кружку я возле родника нашёл. Добрый человек для странников оставил. Для нас с тобой тоже. Теперь уже деревня почти рядом. Вернее не деревня, а хутор. Несколько семей живут. Поскорей бы до них добраться.
Они оба задремали на сухих листьях, которые сгрёб в кучу Микола. Проснулись от солнечных лучей, гуляющих по лицу и векам. Где-то в ветвях громко и радостно чирикала птичка. Весна. Сквозь сухие листья пробивались к солнцу синие пролески. Такая благодать вокруг, словно никакой войны и в помине! Но вдруг раздался выстрел, и птичка замолкла, будто её убили. Послышался лай собак. Всё ближе, ближе. Так брешут не глуповатые и добродушные деревенские псы, но обученные, яростные.
Микола поспешно вскочил и стал закидывать Остапа ветками и сухими листьями.
- Шо ты робиш? - удивился и испугался Остап.
Засыпав Остапа, Микола упал сверху на кучу. А фашисты с собакой уже совсем рядом. Увидели раненого полураздетого солдата на куче хвороста, выпустили очередь ему в спину и поспешили куда-то дальше, увлекая за собой собак.
Остап долго лежал, боясь пошевелиться. Когда собачий лай совсем утих, раздвинул ворох веток и листьев, кряхтя и стеная от боли, отпихнул в сторону лежащего на нём Миколу и нащупал пульс на его руке: жив…
Теперь они поменялись ролями: Микола лежал на подстилке, а Остап, лёжа на спине, продвигался вперёд и тащил, тащил, рыча от боли, останавливаясь лишь в те минуты, когда ускользало сознание.
Вдруг шорох веток. Остап так и застыл от ужаса: неужто снова фашисты? Детская головка показалась из-за ствола дерева. Испуганные, любопытные глазёнки.
- Дяденька, ты хто? Партизан?
И головка снова спряталась за дерево.
- Та, свой я, свой, хлопчик, не страшись! Поможи нам! Зо мной друг раненый. Позови мамку или ще кого!
- Ладно, - ответил мальчишка. – Оставайтесь здесь. Я мигом... Я бегом...
Говорят же, что ждать и догонять труднее всего. Очень долго не приходил хлопчик. Остап совсем извёлся, прислушиваясь, не идёт ли кто. Не так за себя, как за Миколу переживал.
- Слухай, друже, не помирай, Христом Богом тебе прошу! Я тебе бильше брата ридного полюбив. Не помирай, браток! Щас придуть нам помочь…
Наконец, появились две женщины и старик с ручной тележкой. Погрузили Остапа на тележку. Взялись за Миколу да вдруг и говорят: а он мёртвый, друг твой. Ещё бы, вся спина изрешечена…
- Нет, вскричал Остап, - не може того буть!
И заплакал, как дитя малое. Стал просить, чтоб и Миколу положили рядом с ним в тележку. Ему говорят, за Миколой потом придут, а он ни в какую, положите рядом со мной, твердит. Положили их вдвоём. Одна женщина со стариком впереди тянут за жерди, а вторая сзади подпихивает. Везут их в деревню, а Остап всё плачет, не успокоится никак: ты мене спас, собою закрыв, а я тебе не убериг...
Открыл Остап глаза, вытер слёзы, огляделся. Вокруг бойцы батальона храпят. Рано он проснулся, но спать больше не хочется. Встал и вышел из палатки. В который раз переворошил в памяти события прошлой недели. Микола, которого он каждую ночь видит во сне, это же тот парень... Остановили они с хлопцами на дороге фуру с москалячьими номерами. Водителей двое. Один покладистый, всё готов сделать, что прикажут, а второй строптивым оказался.
- Что вы, как бандиты, орудуете! Нам поручено доставить груз в целости и сохранности. Не имеете права останавливать! У нас все документы в порядке. Не смейте открывать! Не смейте ничего вытаскивать! …
Одним словом, достал всех. Ну и врезали ему по полной. Избили до полусмерти. Второй, покладистый, еле затащил напарника в кабину. Никто ему не мешал, но и помогать не стали. Уехали москали порожняком. Весь груз из фуры вытащили: ящики с продуктами и напитками. Что съели, а что разбросали на обочине дороги. Кто-то из братвы потом паспорт нашёл на имя Николая Петровича Воробьёва...
С той поры уже целую неделю снился Остапу этот москаль Николай. Сон повторялся каждую ночь один и тот же до мельчайших подробностей. Каждый раз просыпался он с промокшим от слёз лицом.
Да что же это такое?! Доколе ему так мучиться?! Кто-то присоветовал к знахарю пойти, колдуну, говорили, что помогает.
Отправился Остап. А что делать? Приходит к колдуну. Тот усадил его за стол, сам сел напротив. Какую-то чёрную бурду по тарелке размазал, долго её разглядывал и что-то бормотал. А потом и говорит:
- Узнал я всё. Это не про тебя и москаля избитого сон, а про деда твоего, что в войну с фашистами воевал. Это он твоими слезами плачет…
- Ну и шо мене зараз робить?
- От деда тебе надо отделаться.
- Так вин вже давно на тому свити.
- Его нет, а память осталась. Могу память о нём у тебя вытравить, будто бы его никогда не было.
Чуть было не согласился Остап. Потом одумался и отвечает :
- Не хочу я память о диди вытравлять. Вин гарный був. Я з ним и на рыбалку, и в лис по грибы ходив ... Вин мене жалувал. Не хочу я его забувати!
- Тогда, - говорит колдун, - не знаю, что с тобой делать.
Мир не без добрых людей. Кто-то ещё совет дал Остапу:
- А ты в церковь к батюшке не ходил? Ну, так сходи! Он может помочь лучше колдуна.
Разыскал Остап церквушку. Стёкла выбиты, стены осколками выщерблены, стоит, как израненный солдат после боя.
Вошёл, а внутри и того хуже: всё будто выпотрошено. Остановился, головой водит, изумляется. Вдруг старый священник показался. Остановился в дверях и печально говорит:
- Ничего здесь не осталось, нечем тебе поживиться. Всё разбили и растащили…
- Я за помогой прийшов, - робко ответил Остап, боясь, что прогонят.
Рассказал он святому старцу свою историю. Тот выслушал внимательно и отвечает.
- Неспроста тебе сон такой снится: Микола, которого ты и твои батальонцы безжалостно избили, внуком доводится тому, кто жизнь за твоего деда отдал.
- И шо мене зараз робити, навчи, святий отче?! Немае кинця моим мукам.
- Вот, - говорит старец, - остался у меня обломок свечи. Держи в руке, пока догорит, и про деда вспоминай. Он тебе подскажет.
Зажёг батюшка кусочек свечи и подал Остапу…
С той поры пропал куда-то Остап. Сгинул. Никто из приятелей его больше не видел. Кто говорит, что он в родную деревню вернулся, где дед похоронен, кто доказывает, что он к москалям подался. Кто-то даже рассказывал, что среди защитников Донецка видел парня очень похожего на Остапа. А точно никто не знает. Точная судьба Остапа только деду известна...
