Прислонившись ко времени, подгоняю минуты до вечерней зори. Неторопливо машут крыльями гневливые вороны, мельтешат суетливые дрозды, долговязые цапли плавно тянут по небосклону худые ноги, выгребая, словно бреднем, невидимые звезды. Деловитая ондатра печатает на засыпающей глади отчетливый след, а жирующий карась, бахвалясь толстыми боками, тяжело выпрыгивает из воды. Вечерка еще только впереди.
Редкий охотник придет к самому утиному лету. И дело тут не в стремлении подстоять шального селезня, нет, причина кроется в ином – в сопричастности к церемонии венчания прошлого с настоящим, имя которой – закат.
Проверяю на ощупь патронташ - много пустых ячеек. Ну что ж, щербатый такой же пенсионер, как и хозяин, с той лишь разницей, что его можно доукомплектовать новыми зарядами, а меня - едва ли. Раз, два… четыре считаю оставшиеся, ку-ку, ку-ку, ку-ку отсчитывает кукушка. Израсходованных, несомненно, больше и не каждый приходит на память. Она предельно разборчива – хранит только знаковые. И такое категоричное равнодушие к прожитому задевает, ибо с недавних пор научился дорожить не то что годом, а каждым мгновением. К тому же возможность переосмыслить, переоценить то или иное событие безвозвратно утеряна.
Палец упирается в нечто легкое, неполновесное. Это стреляная гильза. Как она затесалась меж рвущихся в бой собратьев, неясно, но хочется думать, что неспроста. Очевидно, скучно ей, бедолаге завистливо оглядываясь по сторонам, шамкать воспоминания на задворках ружейной комнаты. Так пожилые тянуться к молодым, дееспособным. Рядом с ними волей-неволей лишний раз приосанишься, наведаешься в парикмахерскую, забудешь принять лекарство.
Достаю старушку, подношу к лицу. Запах пороха еще окончательно не выветрился и … в этот момент воздух прочертил, откуда ни возьмись взявшийся, чирок*. Да будет вам известно, что полет его не только скор, но и чертовски непредсказуем. Стукнуть чирка дело непростое, а уж этого и подавно. Мы с ним давние знакомые. Он терзает мое охотничье тщеславие со дня открытия сезона. Принудил извести уйму патронов и ни разу не угодил под выстрел. Словно издеваясь, выскакивал то из-за деревьев, то со спины, а то и вовсе лихачил в сгустившихся сумерках над самой водой. Со временем обида, разочарование уступили место уважению перед фатализмом идейного игрока.
«От примотался! – ругаю наглеца, провожая очередным промахом, - Погоди, достану». Положа руку на сердце, «доставать» хочется все меньше и меньше. Дуэль увлекла настолько, что прерывать особого смысла не имеет – какая никакая, а все движуха. В таких случаях мой племянник говорит: «Я за любой кипешь, кроме драки». Очень верно подмечено.
- Он и мне голову морочит, - звучит неподалеку знакомый голос.
Метрах в сорока, над березовой порослью курится сигаретный дым. Незамеченным подошел и встал на соседний мысок старинный приятель, Юра. Лет пять назад он похоронил собачку и с тех пор редко ходит на охоту. Понять его несложно: без четвероного друга на озере, а тем паче в лугу делать особо нечего. Собачка – единственное существо, способное не только понять вашу нездоровую тягу к охоте, но и разделить ее на две неравные части (большая, разумеется, принадлежит именно ей).
- … Постою до темноты. Здесь кряковой выводок обретается, аж шесть штук, - Юра докурил, клацнул затвором и совсем пропал из вида.
- Было шесть. Теперь четыре, - хвалюсь, и хочется продолжить, но благоразумно умолкаю. К чему травить душу близкому человеку: и рана от потери не зажила, и видеть хуже стал в потемках.
Впрочем, и мое зрение уже далеко не прежнее – вот-вот сменю ружье на удочку. Сяду рядом с ним на перевернутое ведерко, и станем травить байки о былых охотничьих экспедициях и регулярных вылазках в окрестные поля да на болота. А пока…
…вновь принюхиваюсь к стреляной гильзе, сдвигаю кепку на затылок и щелкаю предохранителем: «Слева, Юрка! Слева от тебя!»
*мелкая утка семейства кряковых
17.07.16
Халтурино
© Copyright: Владимир Фомичев,
2016 Свидетельство о публикации №216071800066
