Опубликовано: 21 августа 2017 01:50

«ПУШКИН в МЕРУ ПУШКИНЬЯНЦА» — III

Сформатировано на масштаб веб-страницы 125 процентов

Художник Марк Чаусовский

 

ЭТАТИСТ и МОНАРХИСТ ПУШКИН

 Глава третья

— Где вы теперь служите (собеседник)?

— Я числюсь по России (Пушкин).

Из воспоминаний «Старого лицеиста»

 

Часть первая — КОНТРРЕВОЛЮЦИОНЕР ПУШКИН

«С Фёдора и Петра начинается революция в России,

которая продолжается до сего дня»

Пушкин

Тот, кто никогда не был масоном, никогда не был и декабристом — это о Пушкине. Не всякий декабрист — масон, но всякий масон — декабрист! А декабрист, прозвание свое получивший по «декабрю» 1825-го, он кто? Оппозиционер, заговорщик, либерал, демократ, член тайных обществ, мятежник, якобинец, потенциальный убийца ему невыгодной власти, вечно замышляющий нелегитимный государственный переворот на майданах… и почти всегда — русофоб! 

На Сенатской. Акварель очевидца К.И. Кольмана

На переднем плане царские войска; Царь на белом коне 

"Как известно, 14 декабря 1825 года Николай вышел из дворца к гвардейцам, бравшим Париж, — с семилетним великим князем на руках. Что хотел сказать этим «воззванием» к памяти «сослуживцев» Александра I — Николай? Историки не комментируют этот любопытный акт",- пишет Кира Викторова.      

А идеолог кто? Масон, иллюминат, иезуит, прочие подобные. Это — во все времена. Там же, в предниколаевской России, как следует из предыдущей главы, наставниками декабристов были российские масоны, восходившие к французским, английским, польским. Какова цель? Свержение Монархии. Для отвода народных глаз — провозглашалось упразднение крепостного права, потому что кто же поверит, что их интересовала судьба русского крестьянства!

Чем была неугодна Монархия? Эта иерархическая форма государственной власти восходит к Арктиде-Гиперборее, а тема последней табуирована на протяжении более, чем столетий! Почему? Она восстанавливает историю нашего народа, а народ не должен знать свою историю, ни знать своих корней! Пусть живет как перекати-поле!

В чем уникальность Монархии? В ее справедливой вертикали власти: Царь-Помазанник Божий подчиняется Богу, Аристокрация Духовная (по Платону) — Царю, Народ — Аристокрации. Погибла Монархия — погибла Держава! В чем справедливость такой вертикали Власти? В законном месте индивидуальной эволюции каждого (вряд ли «кухарка должна управлять государством»).

Выяснилось, что Пушкин имеет схожее мнение, выраженное им в более мягкой форме: «Роковым образом, при всех видах правления, люди подчинялись меньшинству или единицам, так что слово демократия в известном смысле, представляется мне бессодержательным и лишенным почвы. В сущности, неравенство есть закон природы. Ввиду разнообразия талантов, даже физических способностей, в человеческой массе нет единообразия; следовательно, нет и равенства. Все перемены к добру или худу затевало меньшинство; толпа шла по стопам его, как панургово стадо…».

По Закону Иерархии жила Арктида, живет всё Мироздание.

"Демократия в аду, а на Небе Царство!",- сказано Святым Иоанном Кронштадтским. И царство это скоро снова придет на Святую Русь! Да ведь и Христос не говорил о "Демократии или Социализме небесном", а говорил о "Царстве"..

Русская Северная Традиция сохранила Гиперборейское пророчество: «Трем царским династиям суждено смениться у кормила Третьего Рима».   

Первая Рюриковичи. Вторая Романовы. «Последний имени векам не передал», но у него всё впереди, потому что 20 православных Старцев свидетельствуют о нашем будущем Царе: "Было время — встали утром, а им объявляют: Царя сняли. А придет время — встанут утром, а им скажут: Царя поставили!" (Схимонахиня Михаила Сарычева).

 Пророчества Православных Старцев о СВЯТОЙ РУСИ

https://www.youtube.com/watch?v=jtWJto5iHR4

Нужно только навсегда уяснить: не будет восстановления Династии Романовых (ни прочих гогенцоллернов)  — ходи-не ходи с портретом последнего царя!

Всегда ли царь — помазанник Божий? И всякая ли аристокрация духовна? Увы и ах! Так было когда-то, в Гиперборее, но с появлением в России чужеродной династии царей, всё измельчало в железном веке. Однако золотой  — не за горами.  

Мог ли гуманист Пушкин быть мятежником-заговорщиком, потенциальным убийцей царской семьи, замышляющим незаконный государственный переворот? Ответ, кажется, очевиден, но послушаем, что он говорит сам.

«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уже люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка – копейка»;  

«Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми, и в переписке со многими заговорщиками [так Поэт называет их спустя полгода, а во времена предуготовлений он еще не знал, что они заговорщики]. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные — ходят под именем Баркова» (из писем Жуковскому и Вяземскому).

«Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории ее, ни славы ее. Но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев».

 «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества».

«Пушкин не видел особой разности между дворцовыми переворотами Романовых, диктатурой якобинцев и цареубийственными замыслами декабристов» (Кира Викторова).

Представляя Пушкина апологетом декабризма, советские исследователи как будто и не замечали контрреволюционных мыслей Поэта, обращенных к «якобинцам» России: Пестелю, Рылееву, Муравьеву, Бестужеву, Каховскому…

… «Куда, куда завлек меня враждебный гений?..

Зачем от жизни сей, спокойной и простой

Я кинулся туда, где ненависть, разбой,

Где страсти дикие, где буйные невежды

И злоба и корысть…

Мне, верному любви, стихам и тишине.

На низком поприще с презренными бойцами

Мне ль было управлять мятежными конями…

«Но ты, богиня чистая! Нет, не виновна ты!» —

В порывах буйной слепоты,

В презренном бешенстве народа

Сокрылась ты от нас,

Целебный твой сосуд

Завешен пеленой кровавой»…

Этот отрывок из стихотворения «Андрей Шенье», взят самим Пушкиным в кавычки. Андре Шенье (1762—1794) — французский поэт, во время революции оставался в лагере умеренных и выступал в печати в защиту жирондистов, а во время самосудного процесса Людовика XVI — в его защиту. Это вызвало подозрение якобинского правительства, Шенье был обвинен в заговоре в пользу монархии и казнен 7 термидора (26 июля 1794 г.), за два дня до падения диктатуры Робеспьера. 

Французский поэт Андре Шенье

Стихотворение «Андрей Шенье» написано за полгода до Восстания на Сенатской.   Пушкин отождествил себя с французским поэтом, но российские «якобинцы», неверно истолковав образную систему стихотворения и решив, что Поэт ругает монархию и воспевает декабристов,  переименовали стихотворение — «На 14 декабря» и стали распространять его в списках после Восстания. Стихи дошли до правительства, началось расследование, и Пушкину пришлось в продолжение всего 1827 года несколько раз давать официальные объяснения о происхождении и смысле предъявляемых ему стихов.

Из показаний Поэта:

«Они явно относятся к французской революции, коей А. Шенье погиб жертвою. Он говорит:

 Я славил твой небесный гром, 

Когда он разметал позорную твердыню.

Взятие Бастилии, воспетое Андреем Шенье.

Я слышал братский их обет, 

Великодушную присягу 

И самовластию бестрепетный ответ —

Присяга du jeu de paume) и ответ Мирабо: allez dire à votre maître etc). И пламенный трибун — и проч. Он же, Мирабо.

Уже в бессмертный Пантеон 

Святых изгнанников входили славны тени —

Перенесение тел Вольтера и Руссо в Пантеон.

Мы свергнули царей — в 1793 г.

Убийцу с палачами  Избрали мы в цари — Робеспьера и Конвент».

Нам достаточно того, что французских «декабристов» с их главарем Робеспьером Поэт назвал убийцей с палачами, которые приговорили и казнили законного Монарха Людовика XVI-го, но и были казнены сами! Пушкин пророчески — вольно или невольно — предостерегал главарей нашего декабризма от свержения законной монархии и «избрания в цари убийц с палачами», т.е. самих же  революционных главарей — ведь они, во главе со своими идеологами, и планировали, уничтожив Царскую семью, получить власть после вооруженного переворота! В 1825-ом не удалось! Удалось в 1917-ом.

В начале декабря 1826 года Пушкин пишет Плетневу: «Душа! я пророк, ей-богу пророк! Я Андрея Шенье велю напечатать церковными буквами во имя отца и сына etc»

Думается, строка: «Но ты, богиня чистая! Нет, не виновна ты!» не только о Свободе говорит, как это трактуют пушкинисты, но и о Елизавете Алексеевне Романовой — коль скоро Пушкин отождествил себя с Андре Шенье.

Что же случилось с нашим русским дворянством, с нашей Духовной аристократией, присягавшей Царям? Да и с многими царями, увы?! Но не со всеми. Пушкин задавался этим вопросом и рассматривал его. 

Пушкин «О ДВОРЯНСТВЕ»: «Что такое дворянство? потомственное сословие народа высшее, т.е. награжденное большими преимуществами касательно собственности и частной свободы. Кем? народом или его представителями. С какою целию? с целию иметь мощных защитников или близких ко властям и непосредственных предстателей. Какие люди составляют сие сословие? люди, которые имеют время заниматься чужими делами. Кто сии люди? люди, отменные по своему богатству или образу жизни. Почему так? богатство доставляет ему способ не трудиться, а быть всегда готову по первому призыву du souverain (государя – фр.) Образ жизни, т. е. не ремесленный или земледельческий — ибо всё сие налагает на работника или земледела различные узы. Почему так? земледелец зависит от земли, им обработанной, и более всех неволен, ремесленник от числа требователей торговых, от мастеров и покупателей. Нужно ли для дворянства приуготовительное воспитание? Нужно. Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще). Не суть ли сии качества природные? Так; но образ жизни может их развить, усилить — или задушить. Нужны ли они в народе, так же как, например, трудолюбие? Нужны, ибо они la sauve garde (охрана – фр.) трудолюбивого класса, которому некогда развивать сии качества.

Что составило в России древнюю аристократию? — Варяги, богатые военные славяне и воинственные пришельцы. Какие были права их? Равные княжеским, ибо они были малые князья, имели свои дружины и переходили от одного государя к другому. Отчего г-н Полевой говорит, что они были наравне со смердами? Не знаю. Но самое молчание летописцев о их правах показывает, что права сии были ничем не ограничены. Какое время силы нашего боярства? Во время уделов, удельные князья, соделавшись сами боярами. Когда пало боярство? При Иоаннах, которые к одному местничеству не дерзнули прикоснуться. Были ли дворянские грамоты? (Минин). Было ли зло местничество? натурально ли оно? везде ли существовало оно? зачем уничтожено было оно? и было ли оно в самом деле уничтожено? Петр. Уничтожение дворянства чинами. Майоратства — уничтоженные плутовством Анны Ивановны. Падение постепенное дворянства; что из того следует? восшествие Екатерины II, 14 декабря и т.д.»

Как видим, «14 декабря» вновь выставлено Поэтом в негативном свете  — то есть русское дворянство докатилось до падения в… революцию!

Еще из Дневника: Потом разговорились о дворянстве. В(еликий) К(нязь) был противу постановления о почетном гражданстве: зачем преграждать заслугам высшую цель честолюбия? Зачем составлять Третье сословие (фр.), сию вечную стихию мятежей и оппозиции? Я заметил, что или дворянство не нужно в Государстве, или должно быть ограждено и недоступно иначе, как по собственной воле Государя. Что касается до Третьего сословия, что же значит наше старинное дворянство с имениями, уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу аристокрации и со всеми притязаниями на власть и богатства? Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько ж их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется, много.

«Аристокрация <…> неоднократно замышляла ограничить самодержавие; к счастию, хитрость Государей торжествовала над честолюбием вельмож, и образ правления остался неприкосновенным. Это спасло нас от чудовищного феодализма, и существование народа не отделилось вечною чертою от существования Дворян. Если бы гордые замыслы Долгоруких и проч. совершились, то владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили б или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и заградили б для прочих сословий путь к достижению должностей и почестей Государственных.

Каков бы ни был образ моих мыслей, никогда не разделял я с кем бы то ни было демократической ненависти к дворянству. Оно всегда казалось мне необходимым и естественным сословием великого образованного народа. Смотря около себя и читая старые наши летописи, я сожалел, видя, как древние дворянские роды уничтожились, как остальные упадают и исчезают, как новые фамилии, новые исторические имена, заступив место прежних, уже падают, ничем не огражденные, и как имя дворянина, час от часу более униженное, стало наконец в притчу и посмеяние разночинцам, вышедшим во дворяне, и даже досужим балагурам!»

.

Связь Пушкина с ДЕКАБРИСТАМИ

«Если верить Якушкину,- пишет поэт Андрей Чернов,- там, в присутствии Раевского (то ли старшего, то ли его сына Александра) декабристы однажды жестоко разыграли Пушкина – пригласили на пирушку, а сделали вид, что идет учреждение тайного общества». Речь — о заседании якобы Союза Благоденствия (вспомним, что он был предтечей «Общества Елизаветы»).

«… в ответ на его [Раевского] выходку я [Якушкин] ему сказал: «Мне нетрудно доказать вам, что вы шутите; я предложу вам вопрос: если бы теперь уже существовало Тайное общество, вы, наверное, к нему не присоединились бы?» — «Напротив, наверное бы присоединился», — отвечал он. «В таком случае давайте руку», — сказал я ему. И он протянул мне руку, после чего я расхохотался, сказав Раевскому: «Разумеется, все это только одна шутка».

Двадцатилетний Пушкин, вообразив, что ему не доверяют «был очень взволнован; он перед этим уверился, что Тайное общество или существует, или тут же получит свое начало, и он будет его членом; но когда увидел, что из этого вышла только шутка, он встал, раскрасневшись, и сказал со слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка (Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина). Какую же «высокую цель» видел перед собой Пушкин? Да всё ту же: Добродетель на Российском престоле — Елизавету Алексеевну Романову.

Из Дневника 1821 года, т.е. из Кишиневского: «О<рлов> говорил в 1820 г.: революция в Испании, революция в Италии, конституция здесь, конституция там… Господа государи, вы сделали глупость, свергнув Наполеона». То есть собравшиеся рассуждали о революциях и конституциях других стран.

Познакомившись же с некоторыми настоящими будущими декабристами, Пушкин разочаровался в их радикальных политических идеях. «Встретившись с самым выдающимся членом «Союза Благоденствия» иллюминатом Пестелем, о выдающемся уме которого Поэту прожужжали все уши декабристы, Пушкин увидел в нем только жестокого, слепого фанатика». По свидетельству Липранди: «Когда Пушкин в первый раз увидел Пестеля, то, рассказывая о нем, говорил, что он ему не нравится, и, несмотря на его ум, который он искал высказывать философскими тенденциями, никогда бы с ним не смог сблизиться. Пушкин отнесся отрицательно к Пестелю, находя, что властность Пестеля граничит с жестокостью». «Не сошелся близко Пушкин и с виднейшим деятелем масонского заговора на севере – поэтом Рылеевым. Политические стихи Рылеева “Думы” Пушкин называл дрянью и шутливо говорил, что их название происходит от немецкого слова думм (дурак). Подшучивал Пушкин и над политическим радикализмом Рылеева»,- свидетельствует Плетнев. 

Именно шутливость Поэта еще раз подтверждает его незнание сути масонского заговора декабристов — ведь если бы он ее знал, ему было бы не до шуток.

Основной принцип масонов (читай: либерал-декабристов): "Втянуть и заманить в свои ряды самых благонамеренных публично-известных людей и использовать их в своих грязных и злобных делах так, чтобы те и не догадывались об истинных намерениях вышестоящих по иерархии…".

Но сила позиции Первого Поэта России была такова, что декабрист Горбачевский свидетельствует:

“От верхней думы нам было запрещено знакомиться с Пушкиным, а почему? Прямо было указано на его характер”. Да не на «характер» вам было указано, господа, а на мировоззрение Поэта, ни в одной точке не совпадающее с вашей неблаготворной и разрушительной силой! Шибко боялась «верхняя дума», что этатист Пушкин перевербует каких-нибудь будущих революционеров, которых ваша, насквозь коррумпированная, «дума» и готовила во главе с Поццо ди Борго и Мишо де Боретур – двумя генерал-адъютантами, заправлявшими русской политикой, но «за долговременное свое генерал-адъютантство не выучившихся ни одному русскому слову». 

Николай Бердяев (из его «Царства духа…»):

«Либералы обыкновенно понимают свободу как право, а не обязанность, и свобода для них означает лёгкость и отсутствие стеснений, тогда как свобода (и это соответствует русскому пониманию свободы) – не право, а долг (ответственность)».

Пушкин после известной беседы с Николаем I выразил свои убеждения графу Струтынскому: «Безусловная свобода, не ограниченная никаким Божеским законом, никакими общественными устоями, та свобода, о которой мечтают и краснобайствуют молокососы или сумасшедшие, невозможна, а если бы была возможна, то была бы гибельна как для личности, так и для общества; что без законной власти, блюдущей общую жизнь народа, не было бы ни родины, ни государства, ни его властной мощи, ни исторической славы, ни развития; что в такой стране, как Россия, где разнородность государственных основ, огромность пространства и темнота народного (да и дворянского!) населения требуют мощного направляющего воздействия; что в такой стране власть должна быть объединяющей, согласующей, воспитывающей и долго ещё должна оставаться навязанной и неограниченной или единовластной, потому что иначе она не будет чтимой и устрашающей, между тем, как у нас до сих пор непременное условие существования всякой власти — чтобы перед ней смирялись, чтобы в ней видели всемогущество, полученное от Бога, чтобы в ней слышали глас самого Бога.

Конечно, это безусловное единовластное правление одного человека, стоящего выше закона, потому что сам устанавливает закон, не может быть неизменным правилом, предопределяющим будущее; единовластию суждено подвергнуться постепенному изменению и некогда поделиться половиною своей власти с народом. Но это наступит еще не скоро, потому что скоро наступить не может и не должно. Я никогда не был врагом моего Государя, но был врагом безусловного правления.

Для глубокого преобразования, которого Россия требует, мало одной воли правителя, как бы он ни был твёрд и силён. Ему нужно содействие людей и времени, нужно соединение всех высших духовных сил государства в одной великой передовой идее; нужно соединение всех усилий и рвений в одном похвальном стремлении к возвышению самоуправления в народе и чувства чести в обществе».

Итак, одни запрещали декабристам общаться с Поэтом, другие  оберегали его талант (свидетельство М. Волконского), третьи, возможно, тайно наблюдали — куда кривая выведет. Но никто не посвящал его в подробности своих планов, ограничиваясь розыгрышами, абстрактным философствованием или неравнодушным молчанием. Более того — посвящать Пушкина в жестокие масоно-декабристские планы было даже опасно: «Друзья Пушкина с чуткостью, за которую им должна быть благодарна Россия, улавливали уже тогда, что по существу своего духа он не мог быть заговорщиком»,- пишет философ С. Франк. Так что — посвяти они Поэта в детали заговора, неизвестно — что бы из того вышло.

.

Часть вторая — ЕГО Я ПРОСТО ПОЛЮБИЛ 

.

… Когда он [Пушкин] говорил о вопросах иностранной и отечественной политики,

можно было думать, что слышите

заматерелого в государственных делах человека.

Адам Мицкевич

Во второй главе мы разбирали письмо Пушкина к Жуковскому (от  января 1826) о т.н. «масонстве» Поэта и о надежде его быть освобожденным от ссылки в Михайловском. Была ли просьба Поэта (через Жуковского и Карамзина) доведена до сведения Николая — неизвестно, ибо 20 февраля того же года он пишет Дельвигу: «Я писал Жуковскому — и жду ответа», а 7 марта — опять Жуковскому: «Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу».

Видимо, до Николая просьба и надежда Пушкина так и не дошли, и на 8-й день после гибели Елизаветы Алексеевны (о чем он еще не знал) Александр Сергеевич сам пишет Николаю. 

 Из Михайловского в Петербург

Всемилостивейший государь!

В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.

Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.

Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.

Вашего императорского величества верноподданный Александр Пушкин

и на отдельном листе:

Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь никаким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.

10-го класса Александр Пушкин 11 мая 1826

Из письма следует, что Пушкин был знаком с декабристами, знаком с некоторыми их философскими идеями, которые ему не понравились, но он не знал о существовании тайных радикальных планов, т.к. его никто в них не посвятил — по свидетельству Михаила Волконского: «Отцу было поручено принять Пушкина в общество, но отец этого не исполнил, щадя талант поэта».

Возможно, он догадывался, что в их тайных собраниях что-то затевается, но Поэт не знал — что именно (ведь на серьезные собрания его не допускали), то есть он знал не более того, о чем написал в письме Жуковскому: «.. кто ж, кроме полиции и правительства, не знал о нем? О заговоре кричали по всем переулкам». Оно, может быть, и кричали, но никто не кричал о деталях заговора. Рылеев с товарищами ходили по ночному Петербургу от поста к посту и всех встречных солдат предуготовляли к скорому Восстанию.. но — тайно, под покровом ночи!

Анонимный автор из ИАЦ увидел в приписке письма Николаю («на отдельном листе») странное противоречие: «И тут интересны два противоречивых момента письма Пушкина Николаю: «… обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать <> не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них». Пушкин будто специально разместил две логические ловушки в своём письме: как можно «впредь» не принадлежать, если не принадлежал? И как можно давать зарок не вступать, если они могут скрываться под любым именем? Очень занятные задачки».

А я никаких задачек, ловушек и противоречий не вижу: «не принадлежал, не принадлежу, и не буду принадлежать»! Какая разница, в какой последовательности Поэт поставил эти глаголы! И он дает зарок — впредь (т.к. он все же был членом монархического "Общества Елизаветы", о чем писано во Второй главе) в тайные общества не вступать, каким бы именем они ни назывались. А зачем ему в них вступать? Александра на свете нет, на престоле — законный царь Николай I, и Поэт уже увидел — чем дышат радикальные тайные общества. 

Итак, через 3,5 месяца после письма Пушкина и через 8,5 месяцев после событий на Сенатской, 28 августа 1826 года, царь посылает за Поэтом.

В ночь с 3 на 4 сентября 1826 года в Михайловское, где находился ссыльный Пушкин, прибыл нарочный от псковского губернатора Б.А. Адеркаса. Поэт в сопровождении фельдъегеря должен был явиться в Москву, где находился Николай I, после Коронации 22 августа.

«Отвечал за выполнение царской воли сам начальник Генерального штаба барон Иван Дибич, будущий полный георгиевский кавалер – один из четырех за всю историю России. В Михайловском, где находился Пушкин, срочный вызов восприняли как арест. Поэт отшучивался, бодрился: «Царь хоть куды ни пошлет, а все хлеба даст».

В тревоге [а может, и не в тревоге] он за четыре дня проехал больше 600 верст и 8 сентября явился в Кремль, небритый и переутомленный. Император незамедлительно принял его в покоях» Малого Николаевского дворца (бывшего Чудова монастыря). Беседа, с глазу на глаз, длилась около двух часов. СМИ на сей встрече не присутствовали, и поэтому «всё,  что мы знаем о том разговоре, — косвенные свидетельства, пересуды, пересказы в мемуарах».

Наиболее известна интерпретация воспоминаний самого Николая I:

«Что сделали бы вы, если бы 14-го декабря были в Петербурге?», – спросил я его между прочим. «Стал бы в ряды мятежников», – отвечал он. На вопрос мой, переменился ли его образ мыслей и дает ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, наговорил мне пропасть комплиментов насчет 14-го декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания протянул руку с обещанием сделаться другим». Весьма странно это "долгое колебание" Пушкина, ведь в своем письме Его Величеству Поэт ясно сказал: "Не принадлежал, не принадлежу и не буду принадлежать"! Что и наводит на мысль: никаких "воспоминаний" о содержании разговора с Пушкиным Царь не оставил!

Первым поделился из "содержания беседы" Пушкина с Николаем, уже известный нам враль и хулитель Александра Сергеевича, Модест Корф — все в той же «Записке о Поэте». Затем — Хомутова А.Г. в своих «Записках» etc.

После разговора с Поэтом царь (по легенде же) подозвал к себе Д. Н. Блудова (будущего министра внутренних дел) и сказал ему: "Знаешь, что нынче я говорил с умнейшим человеком России!". Пушкину гарантировалось личное высочайшее покровительство, было разрешено выехать из Михайловского, и его освободили от общей цензуры. 

Николай был старше Поэта всего на три года, что, конечно, тоже способствовало взаимопониманию. Разумеется, не это главное, а главное то, что оба они были монархистами, оба — антимасонами, оба — противниками европеизации, насаждаемой еще Лжепетром. Пушкин считал, «… что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история ее требует другой мысли, другой формулы…», а у императора в 1830 году сформировалось намерение "организовать контрреволюцию – революции Петра I". И Пушкин приветствовал такое намерение Царя, ведь он уже знал: “Как соблазнительны для развивающихся умов мысли и правила, отвергаемые законом и преданиями”. К моменту Восстания на Сенатской — Елизавета Алексеевна была еще жива и находилась в трауре по скончавшемуся супругу Александру I. Напомним некоторые мысли EW о революции, соединив два отрывка из писем к Матери:

«Любезная Мама, осмелюсь сказать, что Вы теперь были бы более довольны моими политическими взглядами. Я проповедовала революцию, как безумная; эксцессы окружавшего меня деспотизма почти отнимали у меня способность рассуждать беспристрастно. Я желала одного: видеть эту несчастную Россию счастливой какой бы то ни было ценой; [Но] когда я увидела, что началось брожение… что следует опасаться всеобщего бунта — и когда я научилась понимать, что может за тем последовать, то, уверяю Вас, мой разум успокоился. Мама, я была молода, теперь я взрослею, я набираюсь опыта — пусть медленно, но всегда нового и неземного. Я начинаю видеть, что я считала всех людей подобными себе, я им приписывала мои взгляды и чувства, я забывала, что они имеют страсти, которых я за собой не знаю и которые, большею частью, заставляют их действовать, не слушая рассудка»

Художник Джордж Доу или Даву (у Пушкина — Дау)

И о Сенатской: «Свидетель-очевидец, имеющий возможность судить о виденном, говорил мне, что если бы в этот день, 14-го Декабря, не поспешили приказать стрелять в бунтовщиков, то еще несколько полков готовы были к ним присоединиться. Но, великий Боже! Что за начало царствования, когда первый сделанный шаг — приказ стрелять картечью в подданных! Говорят, Николай это почувствовал и, уже отдав приказ, ударил себя в лоб, говоря: “какое начало!” Дай Бог, чтобы это чувство оставило в нем глубокий след. Это может быть для него полезно. Да, матушка, вы правы, будь он (император Александр) жив, никогда бы этот заговор не вспыхнул; он внушал им слишком большой страх и сумел бы подавить заговор, в этом все убеждены. Задача Николая очень трудна. Промысел Божий жестоко нас поразил». 

Да, начало жестокое: картечь, виселица, Сибирь! Но что было делать? Позволить революционерам повторить опыт Робеспьера и якобинцев? Позволить казнить Монархию и непокорную Аристокрацию? Казнить Себя и свою семью, как казнили Людовика XVI-го? Позволить казнить контрреволюционера Пушкина, как был казнен Андре Шенье? Последнее — гипотетически. Выбора не было.

«Подавив декабрьское вооруженное возмущение 1825 года, стремившееся к изменению всего политического строя России, к цареубийству и приведшее к человеческим жертвам, молодой Государь Николай Павлович привлек к следствию 579 человек, из которых виновными были признаны 289 человек. Из этих последних Верховному уголовному суду преданы были 121 человек. Из них Государь отправил на эшафот пять человек [из якобинцев были казнены 22], а остальным смягчил меру наказания, сохранив жизнь. Впоследствии участь осужденных к каторжным работам и к разжалованью в солдаты неоднократно смягчалась. Зачинщикам военного мятежа по закону полагалась казнь через четвертование, но Царь избавил их от мучительной кончины и заменил — виселицей.

Николай испытывал тяжкие терзания и во время подавления бунта, когда пришлось отдать приказ стрелять «по своим», и во время следствия, и при конфирмации приговора. «Милая и добрая матушка, – писал Николай Павлович Императрице Марии Федоровне, – приговор состоялся и объявлен виновным. Не поддается перу, что во мне происходит; у меня прямо какое-то лихорадочное состояние, которое я не могу определить. К этому, с одной стороны, примешивается какое-то особое чувство ужаса, а с другой – благодарности Господу Богу, Коему было благоугодно, чтобы этот отвратительный процесс был доведен до конца».

Император Николай считал себя «самым несчастливым из государей, потому что вступил на престол ценою крови своих подданных».  У него и в уме не было мстить кому-либо из близких родственников тех, кто были осуждены за возмущение 14 декабря. Семьям казненных и отправленных в каторгу декабристов, которые с потерей кормильца лишились средств к достойному существованию, Император тайно оказывал большую материальную помощь» (А. Б. Зубов).

Что касается реакции Пушкина, то она известна и выражена в словах над рисунком с «пятью повешенными»: «И я бы мог, как шут, ви[сеть]» (дописано пушкинистами). Многие портреты на странице кажутся весьма небрежными и даже шаржированными. Жаль, что К.П.В. не занималась декабристами, и портреты остались не атрибутированными. А в attributio пушкинистов она не очень-то верила. И правильно делала — сегодня мы убедились во многих сознательных или бессознательных ошибках этой «веселой банды» доильцев Пушкина. 

Конечно, сближение с Царем взбесило либерально ориентированных друзей Поэта: они не приобрели в его лице масона и неожиданно получили непоколебимого монархиста. Одни считали его предателем, другие «позорно прозревшим» etc. Пушкин же, еще до конца не понимая, что многие друзья его превращаются во врагов, наивно увещевал их:

ДРУЗЬЯМ

Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил: Он бодро, честно правит нами; Я льстец! Нет, братья, льстец лукав: Он горе на царя накличет,

Беда стране, где раб и льстец Одни приближены к престолу, А небом избранный певец Молчит, потупя очи долу.

Нет, не то чтобы Пушкин не понимал — он просто отказывался слышать эти первые предательские звоночки от таких, казалось бы, надежных друзей, как, например, Вяземский..

10 июля 1826 г. Вяземскому в Ревель из Михайловского:

«Коротенькое письмо твое огорчило меня по многим причинам. Во-первых, что ты называешь моими эпиграммами противу Карамзина? довольно и одной, написанной мною в такое время, когда Карамзин меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое честолюбие и сердечную к нему приверженность. До сих пор не могу об этом хладнокровно вспомнить. Моя эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены: ужели ты мне их приписываешь? Во-вторых. Кого ты называешь сорванцами и подлецами? Ах, милый... слышишь обвинение, не слыша оправдания, и решишь: это Шемякин суд. Если уж Вяземский etc., так что же прочие? Грустно, брат, так грустно, что хоть сейчас в петлю».

Лишь позже, значительно позже, с горечью осознает он, что те, кто когда-то числились у него в друзьях, молчаливо встали на сторону врага, и что он остался один на один с теми, о которых сказал: «Все филантропические и гуманитарные тайные общества, даже и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта направление подозрительное и враждебное существующим государственным порядкам». Поэт лишь не добавил — направление враждебное существующей в России монархии.    

Почему Царь Николай поверил Поэту? Потому что, имея с ним столь долгую беседу, понял — КТО есть Пушкин, не говоря уже о том, что честь дворянина не позволила бы Поэту солгать (сегодняшнему человеку такое понять трудно). Поверил в чем? В том, что Пушкин — не декабрист, никогда им не был, и не был причастен к заговору заговорщиков! Признался ли Поэт, что мечтал возвести на престол Елизавету Алексеевну? Думаю, вряд ли (если только сам царь не спросил его об «Обществе Елизаветы») — ведь тогда он должен был открыть имя своей Тайной Любови, а вместе с этим открылось бы и многое в его многоуровневых произведениях. Думается, разговор двух мужей был куда как серьезнее…

«Ваше Величество, Вы сокрушили главу революционной гидре, Вы совершили великое дело, кто станет спорить? Однако… есть другая гидра, чудовище страшное и губительное, с которым Вы должны бороться, которое должны уничтожить, потому что иначе оно уничтожит Вас».

«Выражайтесь яснее”, – попросил Государь. «Эта гидра, это чудовище – самоуправство административных властей, развращенность чиновничества и подкупность судов. Россия стонет в тисках этой гидры, поборов, насилия и грабежа, которая до сих пор издевается даже над высшей властью. На всем пространстве государства нет такого места, куда бы это чудовище не досягнуло, нет сословия, которого оно не коснулось бы…». Этот разговор Пушкина с Николаем I воспроизведен по свидетельству того же близкого друга Пушкина — польского графа Струтынского (как сообщает Борис Башилов).

Позицию Николая не мог не разделять гуманист Пушкин, а позиция была такова: «Меня очень мало знают, когда упрекают в моём честолюбии; не имея малейшего желания расширять нашу территорию, я хотел бы ещё больше сплотить вокруг себя народы всей России. И лишь исключительно над нищетою и варварством я хотел бы одержать победы: улучшать жизненные условия русских гораздо достойнее, чем расширяться» (цитата от Б. Башилова). Им и закончим:

 «Потери русской культуры в результате осуждения декабристов вовсе не так велики, как это стараются изобразить, ни одного действительно выдающегося деятеля русской культуры, ни одного выдающегося государственного деятеля среди декабристов все же не было. Как государственный деятель Николай I настолько же выше утописта Пестеля, насколько в области поэзии Пушкин выше Рылеева».

Теперь нельзя сказать — кем стали бы многие из декабристов, не случись это трагическое событие в их жизни.

 

Часть третья — АНТИСЕНАТСКИЙ ЗАЯЦ

 "… в конце следов обязательно окажется заяц"

Б. Ахмадулина

И все же, мог ли Пушкин сказать Николаю, что он «стал бы в ряды мятежников», если бы оказался на Сенатской? И мог ли он вообще  там оказаться?

«Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. "Гр(аф) Нулин" писан 13 и 14 дек(абря)  —  Бывают странные сближения»,- пишет Пушкин в своем Дневнике, имея в виду, что на это время пришлось Восстание декабристов на Сенатской площади в Петербурге, о котором он узнал от дворового человека П.А. Осиповой (соседки по Михайловскому), вернувшегося 17-18 декабря из Петербурга и рассказавшего, что в столице бунт и что он насилу оттуда выбрался.

Потрясенный известием, Пушкин уничтожает свои биографические записки: «В конце 1825 г., при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать многих и, может быть, умножить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях, кот(орые) после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы или короткого знакомства. Теперь некоторая торжественность их окружает и, вероятно, будет действовать на мой слог и образ мыслей».

Какой же заговор Поэт называет "несчастным"? Скорее всего, заговор "высшей аристокрации" о возведении на Престол Ея Величества, раскрытый Сперанским, о чем мы говорили во Второй главе. В контексте всего выше сказанного, сомнительно, чтобы такой красноречивый эпитет Пушкин применил к заговору, имеющему целью свержение Монархии, ибо он не сочувствовал политической позиции декабристов! Эпитет раскрывает, а дата вуалирует смысл дневниковой записи. Также, насколько мы знаем, никто из выявленных декабристов не сделались «историческими лицами», если не считать их причастности к самому бунту 14 декабря. Стало быть «замешать» он мог кого-то еще. Например, секретаря EW — Н.М. Лонгинова — который, по сути, был участником «Общества Елизаветы». Это он показал Пушкину табакерку с миниатюрой Дм. Евреинова "ОКО", которую ему подарила Eя Wеличество. "ОКО" опубликоввано в конце Первой главы. 

Николай Михайлович Лонгинов

Факт написания «Нулина» чрезвычайно важен! «Граф Нулин» — небольшая шутливая поэма, написанная Пушкиным всего за два утра 13 и 14 декабря 1825 года во время ссылки в Михайловском.

То есть никуда он не выезжал, не намеревался и даже ничего не знал о готовящемся Восстании — разве можно было, зная о нем, все утро писать «Графа Нулина»! Возможно, и собирался Поэт до события на Сенатской посетить инкогнито Петербург, но вот пресловутый Косой помешал. И откуда, вообще, взялся этот "заяц-перебежчик", из-за которого Поэт якобы не попал на Сенатскую? Из какого источника информация? Не из этого ли? —

Пушкина пригласили в имение Новосильцевых на именины хозяйки. К обеду, как полагалось, он не явился. Долго ждали, в конце концов, сели за стол без него. Поэт подоспел к шампанскому, подошел к имениннице и, став на колени, умолял о прощении. По воспоминаниям Е.В. Новосильцевой, он сказал: «Наталья Алексеевна, не сердитесь на меня: я выехал из дома и был уже недалеко отсюда, когда проклятый заяц пробежал поперек дороги. Ведь вы знаете, что я юродивый: вернулся домой, вышел из коляски, а потом сел в нее опять и приехал, чтобы вы меня выдрали за уши».

Вполне подходящая легенда для «антисенатского зайца»! Ну не каждый же день зайцы перебегают дорогу путникам! Однако, несмотря на легенду, памятник спасителю-зайцу в Михайловском все же поставили в конце 2000-го дотошные потомки. Заяц стоит на верстовом столбе, на котором надпись: «До Сенатской площади осталось 416 верст». Зайца назвали «защитником отечества»; Андрей Битов написал книгу «Вычитание зайца. 1825»; он же (с подписным листом) пытался собрать деньги на памятник в ЦДЛ: «Все считали, что я собираю на водку»,- сообщил писатель… Видимо, денег не давали, и в результате памятник оплатил сам Битов.

Множество сограждан были задействованы в издании и презентации этой исторической книги. Как пишет в 2001-ом Александр Вознесенский: «Издание книги спонсировал Внешэкономбанк, благодаря чему она вышла в рекордные сроки и в прекрасной полиграфии. Правда, представитель банка Василий Титов отметил, что не он здесь главный, а высокое искусство». А директор Издательства "Независимая Газета" Ольга Морозова не забыла назвать имена всего коллектива, работавшего над книгой. Помимо Андрея Битова и Резо Габриадзе — это художники Андрей Бондаренко и Дмитрий Черногаев, редакторы Людмила Романова и Анна Райская и еще десяток людей. Комментатор книги Ирина Сурат рекомендовала сей труд так: "В книге есть игра ума, игра стиля, даже игра верстки". Вдобавок "в книге представлены два солидных автора (!) — Пушкин и Битов", и вообще, "заяц вписан в историю большими золотыми буквами".

В Музее изобразительных искусств имени Пушкина на Волхонке состоялась презентация «Вычитания зайца». Присутствовали — в качестве хозяйки Ирина Антонова, Юрий Рост, Святослав Бэлза и другие не менее именитые и замечательные гости. Белла Ахмадулина прочитала пару стихотворений, посвященных как Пушкину, так и Битову. Борис Мессерер подарил Битову фляжку со словами: "Фляга — это символ свободы! Сделал глоток, и — свободен!"

Ну и как резюмировал Георгий Василевич в интервью "Интерфаксу", открытие памятника стало частью неформального литературно-исторического проекта "К 175-летию перебегания зайцем дороги Пушкину, а также восстания декабристов". Хорошо хоть Заяц на первое место выбился! Боже, но сколько же веков теперь будет стоять в Михайловском этот ложный символ спасения, вводя в заблуждение доверчивых наших сограждан?!

Книгу о легендарном Зайце с трепетом просмотрела, там всё больше — мировые литературные Имена беседуют между собой (в интерпретации автора): Гёте, Шекспир, Байрон, Пушкин… но — какой, однако, всероссийский размах! Теперь уж нам бесповоротно известно — кто спас Пушкина для будущей масонской дуэли-убийства, о которой, мы верим, тоже будет написана важная и правдивая книга! 

.

ЭПИЛОГ

Сократ был приговорен к смертной казни по официальному обвинению за "введение новых божеств и за развращение молодежи в новом духе", то есть за то, что мы сейчас назвали бы нетрадиционной религиозной ориентацией. В судебном процессе философа приняло участие около 600 судей. За смертную казнь проголосовали 300 человек, против 250. Сократ должен был выпить "государственный яд" — цикуту.

По некоторым причинам казнь Сократа была отложена на 30 дней. Друзья уговаривали философа бежать, но он отказался. Как повествует ученик и друг Сократа Платон, последний день философа прошел в просветленных беседах о бессмертии души.

Почему Сократ отказался от побега? Во-первых, потому, что не считал себя виновным. Во-вторых, его этатизм, не позволял ему нарушить Закон Государства.

Таков был и Пушкин. Как социальный человек, он был этатистом, как посвященный в Русскую Северную Традицию (об этом в следующей главе) — монархистом.

«.. его почтение к государственному устройству  — очень редкая среди русских художников позиция. Полиция необходима, цензура необходима, утверждает Пушкин, который столько пострадал и от полиции, и от цензуры. Почему они необходимы? Потому что род людской вот такой. Кто с ним справится?» (Ольга Седакова).

Но каковы бы ни были его политические и социальные взгляды — прежде всего он был Человеком. Он хорошо знал и любил своих друзей, которые (он свято верил!) с чистым и благородным порывом души ринулись в этот революционный омут, будучи обольщены лживыми речами масонских идеологов о светлом будущем России. Они надеялись, что непременно добудут это светлое будущее — путем государственного переворота! Именно так одна из судебных формулировок и гласила: «Быв увлечен обманом…». Нынче, в ХХI-ом, мы с горечью увидели это «светлое будущее» нескольких несчастных народов, не говоря уже о 1917-ом!

Думается, сердце Поэта разрывалось между политическими симпатиями к Государю и состраданием к скорбной участи любимых товарищей. 14 августа 1826 г. он пишет Вяземскому из Михайловского: «... я все надеюсь на коронацию: повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна».

И Пушкин посылает свое первое стихотворение в Сибирь: «Во глубине сибирских руд». Не успевая передать его с М.Н. Волконской, он в 1827-ом передает с женой Никиты Муравьева Александрой Григорьевной — ангелом во плоти — которая претерпев многие несчастья, через 5 лет скончается. Навсегда (ими же самими) были сломлены судьбы и остальных декабристов.

И. И. ПУЩИНУ

Мой первый друг, мой друг бесценный!

И я судьбу благословил, 

Когда мой двор уединенный,

Печальным снегом занесенный,

Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье:

Да голос мой душе твоей

Дарует то же утешенье,

Да озарит он заточенье

Лучом лицейских ясных дней!

Поэт передает и цитированное выше стихотворение Ивану Пущину, которым он невольно извиняется, ибо их ссылки несопоставимы. Господи, ну что было делать ему — чем еще мог он  поддержать бодрость духа своих товарищей — если не стихами! Поддержать душевно, не поддерживая ни их позицию, ни проступок. Надо вообразить его нравственные метания, от которых можно было и рассудка лишиться. Одоевский прислал Ответ — поэт понял поэта, но для меня так и останется загадкой последняя строка пушкинского стихотворения. 

Пожалуй, закончим главу некоторыми выводами Данте, изложенными им в трактате "Монархия", который лаконично проконспектировал в сети безымянный автор: 

.. В духе платоновского философа на троне или аристотелевского монарха идеальный правитель Данте — человек, стоящий выше страстей, лишенный частных интересов, истинный посланник Бога на земле. Его власть безгранична, если не считать ограничениями истину, мораль и право, символами которых он является. "Каждый подлинный государь повинен прежде всего любить истину". Истина Данте предполагает верховенство закона, разделение властей, самоуправление, свободу и суверенитет: верховный монарх — "правитель всех правителей", на местах "будут править короли [цари, по-русски. - С.С.], аристократы, которых называют еще оптиматами и ревнители народной свободы".

Верховный монарх — высший законодатель и судья, чья главная функция: умиротворение, забота и общая польза. Он — символ порядка, справедливости и свободы. На последнее Данте обращает особое внимание: свобода — великий дар, заложенный Богом в человеческую природу, "посредством него мы обретаем блаженство как боги". Свобода — существование людей ради себя, а не для чего-то другого, и Монарх — единственный гарант этой свободы. У него нет иных интересов, кроме как выполнение долга и обеспечение свободы подданных. Демократия, олигархия, тирания, по Данте, являются способами узурпации власти и чреваты несправедливостью, насилием и несвободой. Единственная здоровая форма власти — совмещение всеобщего и индивидуального в лице Богом посланного верховного монарха.

   Я ЧИСЛЮСЬ ПО РОССИИ,-

ответил Пушкин на вопрос: ГДЕ ВЫ ТЕПЕРЬ СЛУЖИТЕ?

ПО МОНАРХИЧЕСКОЙ РОССИИ,-

уточняем мы.

культура искусство литература проза ЭТАТИСТ и МОНАРХИСТ ПУШКИН — Глава Третья
Твитнуть
Facebook Share
Серф
Отправить жалобу
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА