НЕ ЦЕЛОВАТЬСЯ ЖЕ ПРИШЛА Я
Глава 7
Впервые в жизни я встретил своё утро так ненавистно, что встав с постели даже зарычал как зверь, как будто эту ночь провёл в жутком аду. Потом успокоился, осознав, что это всего лишь последствия от вчерашнего неприятного того вечера ожидания Лейлы.
И всё же грустно было из-за того, что за столь короткое время я уже успел осложнить свою жизнь на порядок выше, чем было, создавая себе излишних проблем, когда можно было просто забыть её и начать новую жизнь.
Как только вновь исчезла Лейла с моих глаз долой, я ещё о многом успел переосмыслить с важными выводами для себя и, казалось бы - вот-вот ещё немного – даже не вспомню её имя, и все войдёт в свои места и наконец, приобрету я прежний душевный свой покой. Теперь, глядя иными глазами на своё положение я охотно мечтал съездить к своим детям и заодно помириться с женой и обрадовать покойную душу любимой тёщи – и в то же время угодить Творца своего – в одно мгновение покончить со всеми своими проблемами в целом. Потом уж надеялся доживать остаток жизни, припеваючи, подражая на приличных стариков своего времени. Тогда же само по себе утиралась бы из головы и надоевшая людская поговорка «старость не радость» - болезненно властвующая теперь надо мной по скучным вечерам, да и свежим утрам не без того…
Да, пройдя через некоторое время всё было бы совсем иначе, если бы однажды она сама не заглянула вновь ко мне домой довольно в поздний час, как раз-таки в тот день, когда аккуратно я слаживал картины с её изображением подальше от себя, чтобы больше не светились они перед моими глазами.
Естественно её неожиданный визит привело меня врасплох. А радоваться я не смог, печалиться тоже. Просто растерялся молча, поскольку на тот момент жизни я не общался с ней почти в течение года - со дня преддверие её рождения.
Когда она вошла в коридор квартиры, создалось такое впечатление, что между нами будто ничего не произошло и произойти не могло. Она поцеловала меня в обе щеки, сама обула тапочки подруги и сама же разлеглась на моём диване, прямо как у себя дома. Хотя я показывал своё полное равнодушие к её появлению, но всё равно она устроила свои колдовские глаза - без конца улыбаясь - как будто читала меня по моим фальшивым глазам и сама же от этого получала удовольствие. «Какая невоспитанность! Она пришла теперь надо мной издеваться? Она же не такая!» - в душе я разозлился, но стерпел, ожидая, что ещё будет. А пока она встала с дивана с подозрительным взглядом: включила мой телевизор громко, приготовила кофе на двоих и уселась за стол, ожидая - когда же старик подойдёт к ней, хоть слово замолвит.
-Дядя Омар! Что с вами? Как незваный гость. Присядьте рядом, пожалуйста! – странно похихикала она.
-Спасибо! – я присел и пригляделся по сторонам, - очень хорошо у тебя тут.
-Правда? – спросила она без выражения лица, - угощайтесь тогда, чувствуйте себя как у себя дома! Сколько ложек вам сахара? Ой, да, я помню, вы же не любите сладкого. А что вы так… остудить, что ли вам кофе? Вас напоить или сами исправитесь? Или вы хотите крепкое - или ещё что-то другое - более сладкое?..
- Мадам! Я сейчас хочу только одного: чтобы вы больше не кривлялись!
-Лучше бы вы разок посмотрели на себя на зеркале, чем грубить женщине!
Тут конечно, я насторожился всерьёз и послушно пошёл по требованию. Но посмотрев себя на зеркале - мигом переоделся и вернулся обратно. Не говоря ни слово, она спокойно пила глотком кофе жгучим взглядом, но внезапно поперхнулась от своего же смеха.
-Извини, - сказал я, как провинившийся ребёнок, - у меня была сегодня большая стирка. Кофточка и брюки жены – не чужие же…
-Понимаю, мой милый, Дядя Омар. Но только зря вы переоделись, не на что теперь смотреть.
-Ну, какая же ты…ну какая же ты… ну…
-.. невоспитанная?
-Ты сегодня только вопросы мне будешь задавать?
-Не целоваться же пришла я, дядя Омар!
-Даже не надейся!
-Однако вы настоящий хулиган!
-А ты сама лучше меня?
- Безобразие! Вы даже не умеете ругаться.
Она глядела на меня лисьими глазами. Но спонтанно вдруг мы расхохотались и нежно обняли друг друга. Как только пополнили упущенное время общениями за чашки кофе, мы вышли на балкон, и невольно замерли…
Глава 8
Покорявшаяся нас ночная красота, как будто для нас собрала самых ярких звёзд Вселенной. Они были так тесно расположены, что одна из них даже вырвалась на свободу и тут же упала вниз прямо за нашими деревьями, оставляя за собою длинный хвост. Вроде бы на балконе ничего такого необыкновенного и не произошло. Но я никогда так не вникал в красоту тишины и неиссякаемою её глубину с тех пор, как я внезапно лишился видеть эту женщину и слушать её одурманивающий голос. Я поневоле взял её за талию и нежно поцеловал её как свою любимую дочку. Она покорно сложила голову мне на плечо…
-Лейлушка…
-Да, говорите! Я слушаю вас.
-Я был счастлив с тобой раньше…очень!.. а сейчас – вдвойне…
-Взаимно, - она ответила как бы машинально и сменила тему разговора, - дядя Омар! А что там за звёздами?
-Такие же звезды...
-А дальше?
-Знаешь, милая, когда мне стукнуло семь лет, я у мамы спрашивал: «Мама, кто ещё живёт на этой земле?» А мама отвечала, сгибая пальцы: «Таджики, киргизы, казахи, русские и немцы-фашисты. Теперь немцев нет – мы их уничтожили! Стало быть, кроме нас ещё четыре нации». Я продолжаю: «Мама, а где кончается земля?» Она отвечает: «Я забыла. Рядом нас живут ещё и китайцы – там и кончается земля». «А за ними сразу пропасть?» «Конечно». «А за пропастью?» «Не спрашивай, сынок, это только самому Богу известно!»
-Ну, а дальше? – засмеялась Лейла.
-Очень захотелось мне самому узнать обо всем подробно: вырос, окончил школу, потом уехал учиться и дальше... А когда я приезжал на короткое время домой, родители плакали, и каждый раз бросались к моим ногам, чтобы удержать меня хоть немного. Я снова и снова покидал их - постепенно привыкая жить на просторе огромной нашей страны СССР. В то время я уже сам разобрался во всем, даже имел некоторое представление о нашей Галактике, а нашу Землю, как горошинку в сравнении солнцем, а самой солнце - миллионы раз меньше от некоторых звёзд. Под конец я узнавал, что где-то есть и моя собственная звезда… ты не поверишь, Лейлушка. Однажды она спустилась с неба, чтобы побеседовать со мной, а потом улетела обратно. Но когда спускалась вновь, так и оставалась на земле…
-Интересно. А где же тогда она теперь?
-Рядом со мной стоит, и вопросы глупые задаёт...
-Вот оно что, - посмеялась она, - только знаете, дядя Омар, в голове у вашей звезды сидит какая-то бес и мучает её самой с тех пор, как она вас загнала тогда в больницу.
-Да?! - я вздрогнул, - это так просто объясняется: я долго тогда ждал её у открытого окна на морозе голышом и простудил щитовидную железу.
-И все?..
-И всё.
-Надо же, … а любовь – чем вы её страшно напугали?
-Страшно напугал?.. она мне ничего не должна – эта моя проблема.
-Правда?.. Значит, она без почвенно придумала всякие гадости и так плохо вела себя?..
-Скорее всего, почти, да.
Глава 9
Почему-то, она резко взяла за мою руку и привела меня в рабочую комнату, где беспорядочно лежат на полках книги об искусства на английском языке. Она взяла одну из них и подала мне: сияя от счастья, неожиданно она поцеловала меня крепко и сказала, что всё-таки я употребляю сахар.
-Значит, мы не будем больше ворошить прошлое, а будем жить дружно, правда, дядя Омар? - спросила она и хорошенько устроилась за столом, как маленькая девочка за партой, - садитесь, дядя Омар! Я буду слушать вас, а вы мне расскажите коротко про этих художников. Ведь я ничего не знаю про искусство и жизни этих художников. Хорошо?.. А кто это?
-Это Поль Сезанн, – я послушно начал поверхностно просвещать её по искусству с запоминающими эпизодами из их жизни, - он один из ярких французских импрессионистов. Эти - те художники, которые изображали свои впечатления. «Импрессион» - это и есть русское слово «впечатление». Так вот. Порой, когда у Сезанна появлялись не удачные зарисовки или же этюды, то их он не сохранял, а выбрасывал через окно, но рядом живущие соседи их подбирали. А спустя многие годы - они стоили бешеные деньги!
-Надо же, как повезло его соседям... а это?
-Модильяни. Рисовал он в людных местах Парижа, а на свой обед - оплачивал своими набросками или же рисунками. Жил он нищим – так и умер нищим. А его женщины в искусстве – нынче стали бесценными шедеврами мировых музеев.
-Как же так?.. бедненький художник... а это?
-Пол Гоген. Он себя нашёл в искусстве – только съездив на остров Таити. Его полуобнажённые женщины на полотнах до сих пор восхищают миллиарды поклонников его искусства, обогащают их душу, но будоражат головы миллиардеров. Посмотри-ка на эти картины! Каждая из них освещена с ярким солнцем сказочной природы острова, а на ней изображены совсем простые женщины-таитянки, нежели мы привыкли видеть в картинах у других художников: мифологических женщин, жён знаменитостей либо из светского общества женщин.
-Прямо как сказка!.. А это?
-Жил-был один нищий: он жил в конуре, как собака, но умел рисовать. На жизнь он зарабатывал тем, кто - сколько подаст за его нарисованные вывески для магазинов или же кабаре. Его картины висели, как афиша, прямо на улицах города, но хозяева заведений даже не предполагали, что у них висят шедевры Грузинского искусства, который нарисовал художник-самоучка - Пиросмани. Это было фантастическое состояние по ценам - и в те времена, но никто об этом не подозревал. Вот и однажды, когда про него уже слухи витали повсюду, его любезно пригласили в Императорскую Академию художеств России. Чтобы послушать речь нищего и необразованного самоучка, собрались профессора - самые известные мастера живописи Санкт-Петербурга и Москвы. Пиросмани встал за трибуну робко, и неожиданно произнёс такой короткий речь, что все присутствующие тут онемели. «Дорогие друзья! – сказал он, - давайте сядем вместе за стол и лучше выпьем грузинский чай! Я с собой привёз».
Лейла засмеялась от души, потом увидев автопортрет Ван Гога, уставилась, глядя на его ухо.
-Это Винсент Ван Гог. Самый загадочный художник, - я уточнил.
-Почему его ухо завязано?
-Девушке любимой отрезал и подарил.
-Какой ужас!.. он был сумасшедший?
-Отнюдь! Просто любил, как сумасшедший. Ну, и завернул ухо в платочек - подарил ей.
-Зачем, я не понимаю?!
-Только его ухо ей нравилось.
-И она взяла?!!
-В обморок упала. Он любил её безумно, а родители не пускали его близко к ней. Однажды он ворвался к ним домой и подставил руку на горящей свече и просил, умолял, чтобы её показали ему столько – сколько он сможет удержать руку на огне...
-Показали???
-Нет.
-Изверги!.. ну, настоящие изверги!
Она полистала книг, не пропуская, ни единой картины с женскими фигурами и остановилась снова на картинах Ван Гога. С её глаз попадали слезинки.
В эти секунды мне показалось, что она на миг затмила женщин - таинственно глядящих из этих книг шедевров мирового искусства, которые на века признаны человечеством, как эталонами красоты.
-Я хочу тебя нарисовать с натуры, милая, – несдержанно я высказал то, чего я таил многие годы, и невольно встал на колени перед ней, - пожалуйста, не откажись, Лейлушка!
Она улыбнулась, поцеловав меня в щёки, умолчала.
Глава 10
Я с удовольствием хотел показать ей своих полотен написанных о ней за последние несколько лет, (ведь она не знала об этом) но почему-то передумал, когда увидел её больно жгучие заманивающие глаза. Она была восхитительна, как готовая картина! Я невольно потянулся к ней…
-Лучше не надо, дядя Омар, – грустно и убедительно она остановила меня, когда почувствовала моё намерение её целовать; и закончила мысли словами, как наивная девчонка: - если муж узнает, то я вас потеряю навсегда.
Я тут же выскочил с места в шоке: не зная, что сказать - закричал:
-Ты помирилась с мужем?!.. как это так? … ну, объясни же мне!
-Я пришла сегодня к вам, чтобы сообщить об этом и просить прощения за тот вечер. Простите меня, Дядя Омар!.. Что вы так замолчали?.. понимаю, …зря помирилась, да?
-Конечно... я…да, конечно, ты правильно сделала. Я рад за тебя.
-Ах, вы, как лукаво, – она хитро улыбнулась и сама же поправила: - а хотя, вряд ли. Я знаю, что вы меня очень любите.
-Ну что ж, тогда будь счастлива! Поздравляю тебя с началом новой жизни!
-Как я вас люблю! – она обняла меня и засыпала поцелуями, - дядя Омар, давайте потанцуем напоследок?.. Что вы так поникли сразу?
-Почему «напоследок?»
-Сама не знаю, - она опустила голову.
-Ты любишь его?
-Он же отец моей дочери…
Она встала с места задумчиво, включила музыку и нависла на мою шею. Мы молча начали танцевать под песни «Миллион роз» - как будто в той же больничной палате, но совершенно иными ощущениями с обоюдной грустью. Она прижималась ко мне всё крепче и крепче, но вся была погружена в молчаливом таинстве, как никогда…
Я знавал её как человека чересчур откровенного, что бывало иногда даже неудобно слушать её речь, мне, мужчину. А знала ли она тогда, что я в эти минуты нередко испытывал чувство счастье, когда она разделяла со мной женскими секретами, удивляя меня с детской искренностью и на редкость раскованностью? Мне кажется, она знала прекрасно. Поскольку я часто замечал, что под её доверительным характером лежало нечто такое сознательное проникновение в психологии мужчин, чтобы управлять ими, как искусный кукловод, а иногда и безобидно посмеяться над ними, что часто доставляло обоюдное удовольствие в общении двух полов, как шоколадная засыпка на мороженое.
А сегодня она молчала. Наверно сочла меня излишним в разрешение своих проблем. И это правильно, если её молчание имела впрямую связь с мужем, когда и так тошнило от его репутации. «Она помирилась с ним лишь из-за того, что он отец её дочери?» - подумав, я сравнивал себя, как сам поступал бы на неё вместе, но ответа придержал при себе. И какой же разумный ответ можно ожидать с человека, который живёт он сам далеко не по-божески? Поэтому я лучше старался пока выглядеть немного умнее перед ней, с силой удерживая свои эмоции. А она висела всё также: её губы слегка касались на моё тело, даже после того, как закончилась песня.
-Лейлушка!..
-Да, слушаю я вас, - едва прозвучал её тихий голос.
-Повторить?..
-Ах, вы какой, - она вдруг ожила и искусственно посмеялась, - хватит, дядя Омар! Лучше скажите вы мне честно: вы всегда будете меня любить?
-До конца жизни…расписку тебе дать?
-Нет. Я пойду, дядя Омар. Если вдруг исчезну надолго, то вы не обессудьте, пожалуйста!
Она пошла в коридор, переобулась, но подождала, пока я не подойду.
Поскольку она всегда опасалась от вездесущих глаз моих соседей-сплетников, мы попрощались традиционно прямо у двери. Это было разумно для нас обоих, ведь мы жили в среде восточного менталитета, где можно легко заработать себе головной боль, может и двойную, если учесть ещё христианское вероисповедание Лейлы.
-Какой вы трусишка! – она прочла мои мысли и засмеялась, - вы боитесь провожать меня до дома? Да шучу я, шучу. А слегка целоваться на прощанье, конечно же, я не прочь. Ну, что вы встали, как чужой дядя?
Не выдержав моё молчание, она подошла ко мне ближе и снова же сама поцеловала в который раз, а говорила недавно - ведь не за этим же пришла она....
-Дядя Омар! – сказала потом она, продолжая «издевательства» над старой душой, - лучше бы вы переехали к жёнушке и согрелись б там. Ведь для вашей холодной квартире совсем нет дела до вашей радости и печали, а там вас ждёт - вся ваша семья! Вы слышите меня?..
Она резко повернулась и тут же исчезла из моих глаз, оставляя за собой прощальный взгляд, как будто навсегда. После короткого шока, я закрыл дверь и там же присел, как опустошённый дотла, слушая привычный родной язык многоговорящей тишины своей квартиры, в которой я часто испытываю силу магии, чтобы выжить и творить, а не бесследно угореть в объятии одиночество.
Конец 2 части
Продолжение следует...
