Ольга все не могла уснуть в эту ночь и, ворочаясь, мяла подушку, пока, совершенно обессилив, ни провалилась во влажную дремоту. Посреди этой дремоты беспричинно валились из рук вещи, цеплялась за мебель одежда, приходили из ниоткуда какие-то досаждавшие всем случайные люди… В общем, все разладилось и сплелось в клубок бессмысленных событий, к которому присоединились стук и беготня по дому, от которых она проснулась. Глаза открылись в полную темноту, но шум и голоса не пропали. В комнате было душно.
Найдя ощупью спички и лампу, Ольга зажгла фитиль и взяла со стула одежду. Одевшись, вышла из спальни и направилась в ванную, нервно зевая и досадуя на себя и на все, что творилось вокруг нее. Утро не задалось. Она стояла под душем в дрожащей от света лампы полутьме, пока в титане не кончилась горячая вода, пытаясь прийти в себя и хоть как-то взбодриться. Как не шел накануне сон, так теперь тяжело и медленно отползала от глаз дремота. Чьи-то торопливые шаги пронеслись по коридору, и раздался стук в дверь Ольгиной спальни:
– Оль! Вставай!
«Это Мариш», подумала Ольга.
– Что стряслось, – болезненный голос раздался из-за двери ванной.
– Ты где, Оль? В ванной?
– Да! Что ты орешь с утра? – в груди начал разрастаться пузырек раздражения на сестру, и от этого сразу полегчало.
Шаги и голос раздались уже у двери в ванную:
– Открой, – щелкнула щеколда, – нас совсем завалило снегом, по самую крышу. Представь!
– Как так? – Ольга вышла на цыпочках, поеживаясь после горячего душа от прохладного воздуха коридора. – Что ты такое говоришь? Как завалило? И что теперь?
***
Старик в полном жизни с ее заботами и радостями доме – это всегда обуза, как бы некое чужеродное включение, тянущее весь разогнавшийся обоз к остановке, мешая ему двигаться дальше. Так происходит, наверное, всегда – и даже тогда, когда старик любим семьей и все еще полезен. Если дети – окно в будущее, то человек старый – дверь в темную камору прошлого, которую лишний раз никто не хочет открыть и, тем более, прибраться там или еще как-либо провести время. Так уж устроено в жизни.
Еще говорят, что старики мучаются бессонницей и спят чутко как болотная птица. Кто знает, сколько на такое правило приходится исключений, но дед Жозеф явно им был. Когда весь дом ходил ходуном от хлопающих дверей и топота, он крепко спал. И даже когда в его комнату на первом этаже, специально пристроенную для старика со стороны сада, начали стучать в четыре кулака, он продолжал спать. В какой-то момент, вспомнив за беготней и пересчитав все встреченные лица, и не найдя его среди них, все обитатели дома сгрудились в узком коридоре перед входом в царство деда Жозефа.
– Нужно ломать дверь, – отец с Аргусом переглянулись, – неси лом, Аргус.
Однако, по счастью, до этого не дошло. И когда юноша поднимался из подвала с ломом в руке, дверь спальни открылась и на пороге показалась седовласая фигура в серой стеганой пижаме:
– Что случилось? – Вид старика выдавал чувство рассеянной досады на толпу варваров, пренебрегающих созданным для сна ночным временем и его, деда Жозефа, личным благополучием.
