Когда он пришел к ней, ее уже не было. Она сидела перед ним на стуле и смотрела своим внимательным, изучающим взглядом, который, казалось, проникал в самую грязь души, спрятанную ото всех, потому что никто не должен был этого видеть. Она видела. И он это знал. Еще он знал, что это была не она.
Холодно. И страшно.
Он всегда хотел встретиться с таким человеком как она, ему было интересно, потому что он любил играть. Как и она. Но, встретившись, наконец, с ней, он понял, что больше не может играть. Он забыл свою роль, как плохой актер, прямо на сцене и что самое страшное - в самом начале спектакля. А она стала играть. Спектакль рушился. Он не знал своих слов. Он их не забывал. Он их просто никогда не знал. Он знал три слова, три самых глупых и самых неподходящих к этому спектаклю слова. «Я тебя люблю».
Спектакль держался только на ней. Потому что Она Была Хорошим Актером. Внимание всего зала было приковано к ней одной. Его не замечали. А она играла, играла, игра…
Он больше не слушал ее слов, не смотрел на нее, не смотрел на них. Он смотрел на себя. Он видел себя в ней, в них. Но не чувствовал. Не понимал. Страх все глубже залезал к нему в мозг, разрушая последнее, что оставалось от него. Вместе со страхом к нему подкрадывалось и отчаяние. Он забыл. Он все забыл. Он опозорен. Его больше никто не видит. Его больше никто не хочет знать. Он дрожал. Прислонился к колонне, стоявшей посередине сцены и сполз на пол. Он не мог стоять. Плотно зажмурив глаза он повторял: «я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя…люблю… люблю… Я…». Его тоже больше не было. Но он этого уже не чувствовал. Он больше ничего не чувствовал. Даже страх прошел. Осталась только тупая боль где-то в глубине, но и ее он почти не чувствовал. Потому что его новая роль не позволяла ему ничего чувствовать.
Занавес закрылся. С другой его стороны слышались аплодисменты. Зажглись лампы. Она ушла.
Не осталось никого. Он медленно поднялся и пошел. Идти было непривычно тяжело. Все тело нестерпимо ныло, как будто он упал с огромной высоты. Но это была боль не в теле. Это была боль более глубокая. Она была в мозгу. Если бы он верил в душу, он бы сказал, что эта боль была у него в душе. Но он не верил. Потому что не мог позволить себе верить. Потому что когда он верил, он был слишком слабым, и слишком не верил в себя. Тогда, когда он верил, его поглощал страх, в то время как другие люди находили в этом успокоение. Его страх рос… рос… пока не вырос в огромную черную пустоту у него внутри. Эта пустота стала всем. И вот сейчас он это почувствовал особенно остро. Он стал пустотой. Пустотой в футляре. Он пришел домой. Щелкнул выключателем. Загорелся свет. Гудение люминесцентной лампы, обычно незаметное, больное ударило ему в уши, а яркий свет резал глаза, словно бритвой. Он закрыл глаза руками и бросился в другую комнату. Но, казалось, это звук преследует его повсюду. Он закричал. Бросился лицом вниз на подушку, слезы текли у него из глаз. Он боялся, что сходит с ума. Он опять боялся. Тут кто-то прикоснулся к его голове. Он боялся повернуться. Он знал, что это была она, но не знал кто она на этот раз. Он знал, что когда повернется, она уже будет совершенно другой, чем та, которая дотронулась до него, пытаясь облегчить боль. Страх. Опять страх. Нельзя бояться. Он наконец оглянулся. Он успел увидеть в ее глазах какие-то незнакомые искорки, но они тут же исчезли и она снова смотрела на него холодным, пронизывающим взглядом. Он знал, что она сейчас скажет. Она быстро опустила глаза, как бы набираясь сил, и заговорила, смотря на него в упор, и в тоже время он не мог поймать ее взор:
- ТЫ не можешь играть. Раньше ты был неплохим актером. Что случилось теперь? Что мешает тебе играть?
- Срах.
- Откуда приходит страх?
- Не знаю.
Он действительно не знал. Раньше он валил этот страх на кого угодно, только не на себя. Теперь все стало по-другому. Он понял, что страх рождается только им самим. И убить его может только он сам. Но так же он знал, что есть только один способ убить страх. Опасный способ. Очень опасный способ. Он должен стать зрителем. Чтобы наблюдать со стороны. Он знал, что она не пойдет за ним, но не знал, сможет ли опять стать актером. Не знал даже, захочет ли он этого. Но он должен был понять. Он должен был перестать бояться.
Она тоже могла убить его страх. Могла БЫ. Если бы захотела. Но тогда она больше не была бы актером. А он? Она этого боялась.
Но больше всего она боялась боли. Боли, которая была в ней, но которую она ни с кем не хотела делить. Даже с ним. Он бы не понял ее боли, как не понимал боли сотни других людей. Хотя из всех них она была гораздо ближе ему. Поэтому он сомневался.
А Она? Она наверное даже не знала, почему до сих пор они вместе. Почему она до сих пор не ушла. Почему до сих пор верит. Неужели из-за его веры? Он боялся жалости с ее стороны. Она не была безжалостным человеком. Он знал. Он был более безжалостным, чем она, потому что не умел думать о других, разучился их чувствовать, не боялся причинять боль, будучи уверенным, что всегда сможет сгладить промах. Именно промах, а не боль.
Она встала и ушла. Сегодня он больше ее не увидит. А может завтра. И после завтра. Как она захочет. Ему было больно от этого. Но он знал, что она тут не при чем. Она просто не могла. Но ему казалось, что не хотела. Холодно. Он накрылся одеялом. Сегодня он спал прямо в одежде. После ее прихода ему стало легче, когда он остался один, прежнее состояние опять навалилось на него. Он не мог думать, но ему надо было подумать.
Он даже не знал, зачем она приходила сегодня. Может, чтобы сказать ему, что уходит навсегда, может, чтобы сказать, что больше не верит ему, может, чтобы не забыть, чтобы его образ не стерся из ее памяти за один день разлуки. А может она хотела просто побыть с ним. Он хотел в это верить. Он в это верил.
- Откуда приходит страх?
- Не знаю.
- Откуда приходит страх?
- Не знаю.
- Откуда приходит страх?
- Из пустоты.
Страх приходил из его пустоты. Она была заполнена им. А откуда взялась пустота? Он мог только предположить. Заметил эту черную бездну у себя внутри он тогда, когда появилась она. Потому что понял, что испугался. Потому что увидел схожую пустоту в ней. В ее глазах. Часто ему казалось, что ее глаза полны невидимых слез, которые, незаметные никому, катятся вниз по щекам и … Холодно…
Он очень много ошибался. Обжигался. Долгое время его никто не любил, кроме редких друзей. Но даже они его не понимали. Да и друзей как таковых у него не было долгое время тогда, когда они стали ему нужны. Он, не смотря на это, все равно, день за днем, час за часом, совершал одну и туже ошибку. Он был слишком доверчивым. Он верил всему. Не умел врать. Он делал это осознанно, прекрасно это понимая. Потому что ему нравилось ошибаться.
Каждая ошибка делала его пустоту еще глубже. Но этого он не понимал.
Еще он не понимал, что эту пустоту никто не видит, не чувствует. Никто, кроме него. А если кто-то и видит, то делает вид, что все нормально, просто постепенно, медленно, испуганно, пытаясь сделать это гладко и незаметно, уходит. Многие ушли. Ушли те, которых он считал своими друзьями. Которым верил. Он опять сделал ошибку. Пустота. Он не верил, что найдется человек, который сможет заполнить эту пустоту. Но такой человек нашелся. Она.
Он встал, оделся и вышел на улицу. Там было не холодно. Или ему так казалось. Было три часа ночи. Он шел по пустынной улице, потом свернул на темную набережную и пошел вдоль воды. Вдалеке он увидел фигуру. Это была она. Он развернулся и побежал в другую сторону. Но, подняв глаза, он увидел, что она уже там. Он свернул в какой-то переулок, но и там была она. Они приближались со всех сторон. Одна улыбалась, другая хмурилась, третья любила, четвертая ненавидела. Они были такими разными, и такими одинаковыми. Их всех объединяло одно. Каждая из них была искренна. Искренна в своем чувстве. Они приближались все ближе. Он боялся их искренности. Но только это могло убить его страх. Он стоял и ждал.
Он не знал, что будет дальше. Но был уверен, что все будет по-другому.
