Тетя Феня была той доброй старушенцией, каких мало осталось - неворчливых и беззлобных – в этом прекрасном мире. Тетя Феня работала уборщицей.
Вид она имела несколько запущенный, потому как жила она одна. Сын её, Петя, работал на далекой сибирской стройке, но по курьёзности обстоятельств упал с возводимого им моста и разбился насмерть. Из-за этого тетя Феня и имела несколько отчужденно – печальное выражение лица. Но печаль эта была старушечья, светлая. А не истерическая, какая бывает у молодых женщин. Лицо её выражает то удивление, какое обычно бывает у ребенка еще не поверившего, что песочный домик его растоптали злые мальчишки.
Трудилась она на благо общества в огромном доме, где жили большие музыканты, писатели, режиссёры и прочие артисты.
Кажется, тетя Феня была красивой в молодости, но, вероятно, счастья своего в жизни не нашла, а нашла его в работе. Лестницы и площадки она мыла так тщательно и добросовестно, что, войдя в подъезд, было как-то неудобно плевать на блестевший пол. Вообще, если поглядеть со стороны на тетю Феню во время работы, то могло показаться, что тетя Феня вовсе не моет лестницу, а купает маленького ребеночка-ступеньку.
Жила она в этом же большом доме, в маленькой каморке под лестницей. Жильцы этого огромного дома любили её за работу и за хорошее и простое «здрасте» утром и вечером. Мыла она и под половиками и стены около дверей. Словом, любили её и за работу и за хороший нрав. Иногда они просто визжали от восторга, видя, что их площадка вымыта, дверь то же и даже табличка на двери с именем великого музыканта или писателя протерта от пыли. И до того они полюбили эту уборщицу, что решили сделать ей подарок на день рождения.
В один прекрасный день собрались богатые жeны решить, что подарить тете Фене. День и месяц её рождения они тайком узнали в домоуправлении. Предлагали разное, и фантазия их была безгранична: одни предлагали подарить ей мраморный домик-ночник на спальный столик, другие - ночной наряд, третьи – шляпку для ялтинских пляжей, четвертые, хихикая, бесстыдницы, предлагали какие-то модные колготки, пятые – маникюрный набор, и много-много других, отечественных и зарубежных, необходимых до зарезу простой женщине вещей.
И неведомо им было, что спит она на железной кровати, стоящей впритык с батареей и что засыпает она, вылизав этажи, иногда прямо в своем рабочем халате, что Ялта для неё – поросто заграничное слово, и что если бы эта любительница колготок посмотрела на её натруженные и больные ноги, то купила бы ей эластичные лечебные бинты в аптеке.
Говорили они долго и громко, и, наконец, решили подарить ей духи, да не простые, французские.
Решено – сделано. Купили они эти духи, и в час назначенный нежданно нагрянули к тёте Фене. Единственное, что им у неё не понравилось – свету было мало и пахло старьем, а так, нашли уютным гнёздышком её жилплощадь. Сунули они обалдевшей уборщице коробочку с духами, поздравили хором.
Опешила малость от такого обращения старушка. Непривычно было как-то. Но поблагодарила искренне, как и всё, что делала.
Наконец, ушли гости. Открыла она коробочку, достала флакончик – интересно, открыла склянку, понюхала осторожно… Сразу даже не разобрала, есть запах или нет. И вдруг, незаметно, постепенно, какие-то голубого цвета дали, невиданные ею никогда, померещились ей.
Глядела она на цветную коробочку, и начались от всей этой благодати у неё воспоминания. Жизнь вспомнила, Петеньку, как он ей давно ещё, на восьмое мартa, тоже духи подарил – «Красная Москва» назывались. Ой, Петеньку вспомнила, маленького вспомнила. Вспомнила его шейку, да ручки тоненькие, вспомнила каким он в свой последний приезд был - большим, красивым… И так ей вдруг больно стало, расплакалась она, фотокарточку его достала. Сидит, как на образок смотрит на неё, плачет…
Да сердце старое не выдержало горьких-то слёз. То же заплакало, а в горе чего не бывает, взяло, да и забыло, что биться надо, затряслось оно в плаче своём, а, выплакавшись, заснуло сном праведным, с душой, чисто, как лестницы вымытой. Да и старушка заснула. Спит она и видит во сне себя и своего Петеньку.
Наутро тетя Феня не вышла мыть лестницы, и когда к вечеру лестницы стали грязными, люди заметили, что нет.
А на её столике кухонном стоял флакон из-под духов. Но духов там не было, потому, что они были легкими, как голубые дали, привидевшиеся тете Фене, и потому уплыли в эти самые дали и, наверное, живут там весело.
